– И почему же? – не поняла Надя.
– Вампиры вообще не ревнивы. И потом, у нас с Юлей не было секса.
– А того, что было, – недостаточно?
Вампир пожал плечами. До зубной боли изящное, грациозное даже движение. Мышцы волнами перекатывались под белоснежным свитером. Белый цвет ему идет намного больше, чем Дюшке – черный. Почему я об этом подумала? Прекрасное лицо было спокойно и безмятежно. Губы раздвинулись в легкой улыбке. От его движений, даже от его присутствия комната наполнялась сексуальной энергией – и Мечислав прекрасно осознавал свою привлекательность. И отнюдь не стеснялся ей пользоваться в своих (исключительно «благородных») целях.
– Для него – нет. Когда живешь несколько столетий, чувства не то чтобы притупляются, но становятся другими. Наши чувства гораздо острее и сильнее человеческих, но пробуждаются медленнее. Вы же слишком недолго были вместе, чтобы чувства Даниэля стали реальными. – Вампир поднял руку, предупреждая мое возражение. – Не спорь, кудряшка. Я готов признать, что твои чувства к Даниэлю более чем настоящие. Но я также знаю и своего друга. Пока что ты для него подруга, любовница и муза – но не любовь всей жизни. И поведение Даниэля вполне объяснимо. Вампиры предпочитают получать удовольствие, не обременяя себя моральными проблемами. Что Даниэль и доказывает своим поведением. Он не будет ревновать.
Теперь уже я ничего не понимала. Не будет ревновать? А вчера, то есть сегодня утром? Ревность – или обида, что кто-то другой играет с ЕГО игрушкой? Ничего не понимаю!
– Хорошо. Даниэль не ревнует. А вы? Там, в машине, по дороге сюда?
Вампир смерил меня насмешливым взглядом.
– Моя ревность была бы приятна тебе, а, кудряшка?
– Не стану спорить – какой смысл лгать, если тебе все равно не поверят. Но и правду можно сказать по-разному, так? – Люблю я Даниэля, но ваша ревность была бы мне очень приятна.
– Мне придется вас обеих разочаровать, – вампир улыбался, не показывая клыков. Своего рода искусство. – С моей стороны была также не ревность, а уязвленное самолюбие.
– Теперь уже я ничего не понимаю, – вмешалась Надя. Я благополучно опустила разговор в машине, а речь сейчас шла именно о тех словах. – Ревность? Но вряд ли ревность бывает без любви. А уязвленное самолюбие – без определенной симпатии?
– Мне кажется, Мечислав не привык, чтобы женщина, отдавшая уже часть себя, отказала ему и отправилась в постель к другому, – прозвучал спокойный голос Даниэля.
Передо мной на стол лег четвертый рисунок. Дельфин и русалка. Красиво. Море, волны, ночь, луна и даже лунная дорожка на волнах. И два гибких силуэта – русалка, выпрыгнувшая из воды и пойманная в миг прыжка, и глядящий на нее с тоской дельфин в углу рисунка.
– Очень красиво. Ты гений, Даниэль. Впрочем, гении в быту хуже чумы, – высказалась Надя. – Намучается Юлька с тобой. Это не ешь, то не пьешь…
– Надя, – прошипела я. Вот так всегда: только поверишь, что у человека есть мозги, – и он тут же спешит тебя огорчить. Ну кто ее за язык тянул?! Теперь Даниэль расстроится!
– Юля, два слова о ревности, – Даниэль, кажется, не был огорчен. Вместо этого он глядел как натуралист-любитель – с любопытством и слегка плотоядно. – Знаешь, я поражен твоей стойкостью в отношении Мечислава.
– То, что мне его не захотелось, – это стойкость?
– Да. Особенно после Первой Печати. Я ожидал, что у вас будет секс, но этого не было. И самообладание сохранила именно ты. Более того, ты уже на трезвую и ясно соображающую голову выбрала меня. И я очень хотел бы получить объяснение твоему поступку. Если ты сама понимаешь, что именно сделала.
– Да что я такого сделала?! – просто взвыла я. – Ну да! Выбрала одного вместо другого?! Так, что ли?! Но сердцу не прикажешь!
– Первая Печать объединяет скорее тела, чем души, – пояснил Даниэль. – И если фамилиар и вам пир – разного пола, а часто даже и если одного – все заканчивается в постели.
Я вспомнила, насколько близка была от постели, – и покраснела. Если бы я прошлой ночью не смогла удержаться, что было бы тогда? Хотя и так понятно – что. Несколько восхитительных ночей. Но всю жизнь они не заменят. А Даниэля я бы потеряла навсегда.
– У меня никогда ничего не было как у людей.
– Это не оправдание, кудряшка.
– Другого не будет! И вообще, с какого это перепугу я тут оправдываюсь?!
– А вот это верно, – вставила Надя. – Господа вампиры, оставьте мою подругу в покое! Она, в отличие от вас, живет на свете девятнадцать лет и часто сама не может себя понять. Зато на ваш вопрос могу ответить я. Старая и мудрая сова.
Все внимание тут же обратилось на Надежду.
– Интересно будет послушать, – процедила я, испепеляя ее взглядом.
