вместо зрачка горел алый огонек. Лицо странно изменилось. Словно кости поменяли свое расположение. Черты его заострились и вытянулись. Клыки ясно показались из-под утончившихся губ. Теперь Мечислав совсем не походил на человека. И никто не назвал бы его совершенным красавцем. Но – странное дело – в этой личине меня тянуло к нему гораздо больше. Я почувствовала тепло внизу живота – и покрепче прижалась лбом к холодному дереву. Страшно было до истерики, но этот страх возбуждал. И вдруг мелькнула мысль, что и Даниэль, и Надя здесь вовсе не к месту. Вдвоем нам было бы гораздо лучше. Я подошла бы к вампиру, прижалась всем телом, запустила бы руки под толстый свитер… Высшие Силы! На моих глазах пытают человека, а я едва не завязываюсь в узел от желания?! Какая же я дрянь!
– Что тут происходит?! – завопила Надя.
Мечислав повернулся к ней.
– Все уже хорошо, Надежда.
Его Сила рванулась к нам через комнату – и замерла на полпути, укрощенная и успокоившаяся. Я всхлипнула. Хотелось пошевелиться, но тело отказалось слушаться.
– Что вы делаете? – спросила Надя.
– Наказываю своего слугу.
Мечислав опять улыбался как ни в чем не бывало.
– Я не о Даниэле! Что с Юлей?!
Вампир сделал два шага к нам – и поднял меня на руки, словно куклу. Вгляделся в мое лицо.
– Странно. Не двигайся, кудряшка. Смотри мне в глаза.
Глаза у него были как два изумруда на золотой коже. Ни зрачка, ни белка – сплошное зеленое сияние. И я утонула в их свете. Не было сил на сопротивление. Не было сил ни на что.
Это было что-то вроде галлюцинации. Или сон наяву? Я стояла в летнем саду. Все было пронизано ярко-зеленым светом. Не солнце, но сумерки. Почему-то на мне был длинный белый халат с кружевами. Жуткая тряпка! Никогда не надела бы ничего подобного. Слишком он был длинный, прозрачный и развевающийся. Казалось, что в нем спокойно поместятся еще три или четыре Юли. Но и этого было еще мало! На голове у меня тоже что-то было надето. Я протянула руку – и обнаружила у себя на волосах чепчик, который вышел из моды еще лет двести-триста назад. Чепчик тут же полетел в кусты. Я огляделась еще раз. Таблички с указанием места и времени действия нигде не было. Ну и что мне оставалось делать? Я задрала голову к небу.
– Что происходит? Где я?
– Ты спишь, кудряшка.
Мечислав! А кого еще я могла ожидать здесь?! Такой же очаровательный, как и всегда. В черной рубашке из какой-то полупрозрачной ткани и черных брюках, заправленных в высокие, до колена, сапоги из черной мягкой кожи. Одежда облегала его тело, как перчатка. Особенно ниже пояса. И выглядел он в этом наряде сногсшибательно. Как золотая статуя. Вампирские проделки? Сейчас разберемся!
– Это мой сон? Обычно у меня вкус получше.
– Не совсем. Это НАШ сон, кудряшка.
Я покрутила головой, но ничего лучше придумать не смогла.
– А зачем нам понадобилось видеть этот сон?
– Ты не помнишь, что с тобой случилось, пушистик?
Сам бы попробовал такое забыть! А я отлично помню, как меня крутило и выворачивало, точь-в-точь как белье в стиральной машине.
– Помню, но не понимаю. Что это было?
– Когда я решил наказать Даниэля, он решил защититься от моего гнева. Твоей силой. Наши Печати и ваша воля едва не разорвали ваше тело на части. Впрочем… – Мечислав отвел глаза на несколько минут, а потом твердо поглядел мне в глаза. – Я не думаю, что он это нарочно. Даниэль просто не понимал, что делает. Именно поэтому он до сих пор жив. И защищался он также инстинктивно. Мне жаль, но это мои слова его спровоцировали.
– Жаль ему, как же!
– Да. Юля, я не такая мразь, какой ты меня считаешь. И не хочу никому причинять боль без крайней необходимости. Просто я слишком разозлился.
Мне потребовалось несколько секунд на обдумывание.
– Кажется, я понимаю. Я хотела одного, вы – другого, Даниэль – третьего. А досталось мне. Нет, ну какая прелесть! Удавиться и не жить! А что мы здесь делаем?
– У тебя был шок от магии. Но ты не вампир и не можешь регенерировать так же быстро, как мы, кудряшка. Поэтому я решил погрузить тебя в транс и быстро вывести в реальный мир.
Я смотрела на него с недоверием.
– Я просто снюсь сама себе? Но это очень реально! Я чувствую, – я ущипнула себя за руку так, что даже тихонько взвыла, – боль.