— Уже меньше, ваше благородие, — отвечал сидящий.
— А тошнит?
— Нет, совсем не тошнит.
— Ну, посиди еще немного и можешь идти работать, — кивнул доктор, разгибаясь. Тут он заметил вошедшего Дружинина и наклонил голову в знак приветствия.
— Титулярный советник Дружинин, провожу дознание в связи с кончиной Государя, — представился тот. — Что тут произошло?
— По всей видимости, этот человек упал в обморок, — ответил медик.
— Но отчего? Его ударили?
— Нет, признаков насилия не имеется, — покачал головой Каррель. — Возможно, имело место легкое отравление. Об этом говорят характерные признаки: сужение зрачков, тошнота…
— То есть он что-то проглотил?
— Не обязательно. Скорее понюхал. Подобное бывает, если понюхать эфир. Однако запаха эфира не имеется, что странно.
— Ну-ка, Трифон, расскажи, что здесь произошло, — сказал Дружинин, повернувшись к лакею.
— Так что, ваше благородие, сидел я, как приказал господин управляющий, — начал лакей. — Тут он и заходит…
— Кто — Кругликов?
— Он самый. Ну, я ему сейчас говорю: тебя, мол, Семен Никитич ищут, шею тебе хотят намылить за долгую отлучку. А еще, сказывают, какой-то титулярный советник приходил, спрашивал. Так что давай, не медля, ступай к управляющему в контору…
— Так, а он что?
— Он отвечает: «Раз так, сей момент иду. Ты ложись, Трифон, спи дальше, а за меня не беспокойся». Ну, я ему поверил, улегся. Но еще не сплю, смотрю, что он делает. А он на меня оглянулся раз, другой, потом вдруг ко мне шагнул — и тряпку какую-то мне под нос сунул…
— А откуда он ее взял, эту тряпку? — поинтересовался Дружинин.
— Да бес его знает! Я и не углядел, ваше благородие, откуда он ее взял. Только все у меня вдруг закружилось, в глазах потемнело… А очнулся — лежу на полу, и его благородие господин доктор мне склянку в нос тычет. А голова болит, прямо раскалывается…
— Да, его, по всей видимости, отравили, — заключил титулярный советник, обращаясь скорее к медику, чем к управляющему. — Но тут, я полагаю, использовался не эфир, а скорее хлороформ.
— Как-как? — удивленно воскликнул доктор. — Как вы изволили выразиться? Это какое-то новое вещество?
— Новое? — в свою очередь удивился Дружинин. — Я думал, оно… Хотя, наверно, вы правы — в России оно еще неизвестно. Впрочем, я не специалист, возможно, я спутал…
Тут ему в голову пришла новая мысль, и он, ни к кому в особенности не обращаясь, произнес:
— Так, Кругликов, очевидно, сбежал. А его сундучок?
Он наклонил и заглянул под кровать младшего лакея. Там было пусто.
— Сбежал, и сундук свой унес, — констатировал титулярный советник.
— Это что же получается? — в тревоге воскликнул управляющий. — С чего бы это он дал деру? Не прихватил ли какого царского добра?!
В тот же момент, словно в ответ на этот вопрос, в коридоре послышался топот, и в двери возникла горничная Сухова, которую Дружинин успел запомнить.
— Беда, Семен Никитич! — вскричала горничная. — Из столовой, из левого буфета, все серебро пропало! Мы сейчас к чаю принялись накрывать — а ложек-то нету! И ножей, и другой посуды!
— Ах он тать! Ах разбойник! — возопил управляющий. — Вот он к кому в город-то ходил — к атаманам своим! Сейчас в полицию сообщить надобно! Искать вора! Или вы сами, господин Дружинин, распорядитесь? — спросил он, поворачиваясь к титулярному советнику. — Может, его жандармский корпус разыскивать будет, раз он на царское добро покусился?
— Нет уж, сообщайте в полицию, — отвечал Дружинин. — Жандармы кражами столового серебра не занимаются. Даже из императорского буфета.
— И еще, Семен Никитич! — продолжала горничная Сухова. — Вы мне Аньку Лоскутову велели сыскать, чтобы его благородие ее расспросил. Так Аньки нигде нету! И вещей ее нет! Ни платьев, ни салопа!
— Надо пойти, проверить, на месте ли Возняк, — озабоченно произнес управляющий. — Может, он знает, где Анюта шляется.
— Напрасно будете себя беспокоить, Семен Никитич, — сказала горничная. — Я уж сама сбегала и сама все узнала. Нету Петька, со вчерашнего дня нету! И вещей его тоже нет!
