У Билла появилось странное ощущение, что эта история, по замыслу ящера, должна тронуть нежные струны души.
— Значит, наше племя из двоих стало чересчур большим для этих мест? — осведомилась Летти.
— В моем племени сейчас суть пятьюдесятью тысячами больше, — сказал Балур, пожимая плечами. — И я не уверен, что там пребывает место для балласта вроде тебя.
Летти немного задумалась, затем улыбнулась и обняла Билла.
— Лично я всегда считала, что для племени двое — самое лучшее количество.
Если бы Билл скончался в ту же секунду, то посчитал бы жизнь прожитой не зря.
Но он не скончался. Он увидел идущего к нему Фиркина, и солнечное безмятежное счастье спряталось за тучей.
— Вот же дерьмо! — пробормотал Билл.
Если кто и не был убежден, что Билл как пророк умер окончательно и бесповоротно, так это Фиркин. Он-то наверняка предпочитал видеть пророком Билла, которым намного легче понукать, чем огромным ящером.
— Доброго завтра, — приблизившись, выговорил Фиркин заплетающимся языком и взмахнул бурдюком. — Но погодите… разве завтра?
Он поглядел на бурдюк.
— Это не завтра, а вино.
Он приложился, запрокинув голову. Потом вытер губы.
— Определенно — вино.
Он осмотрел всех, прищурился, наклонил голову.
— Билл, доброе утро! — изрек Фиркин и шлепнулся задом на траву.
— Добрый вечер, Фиркин, — отозвался Билл.
— Утомительное оно дерьмо — быть голосом пророка. Орать столько надо, — поведал Фиркин и потер глотку. — Иссыхаю совсем.
Он приложился к бурдюку снова.
— Ну да, — согласился Билл и в это мгновение ощутил себя странно одиноким.
Похоже, никто не собирался его спасать.
— Э-э, ммм, — выдал он, подыскивая нужный ракурс, — а как там пророк?
— А отчего сам не спросишь? — удивленно спросил Фиркин. — Вот он прям тут сидит.
Старик указал пальцем на Балура.
Билл почувствовал облегчение настолько огромное, что едва не воспарил к солнцу.
— Балур — пророк? — переспросил он, еще не веря, что все так замечательно.
— Он говорил мне сам — таки да, — подтвердил Фиркин, пожимая плечами. — Сказал, что пророк хочет пива и шлюх, в таком вот порядке, а он пророк, и потому надо слушать и доставить, и живо. Я огласил, мол, пророк сказал: пива и шлюх; и вдруг они оказались повсюду.
Он несколько раз моргнул и потер лысину.
Билла ужасала необходимость развивать тему, но что поделаешь?
— Но ведь он сказал тебе в Африле, что пророк — я.
— Ты сказал, что не пророк. Он сказал, что ты пророк. А теперь он говорит, что пророк — он, — поведал Фиркин и пожал плечами. — Я всего лишь передаю слова пророка. Не буду ж я с ним спорить? Ты глянь на его размеры!
Билл глянул на Балура.
Ящер кивнул.
— Должно сказать, я суть изрядно великолепен в области размера.
Билл смешался, не зная, что и сказать. Все выходило так замечательно! А Билл не был вполне уверен, что с ним может происходить замечательное.
Фиркин щербато ухмыльнулся и шлепнул его по плечу.
— Билл, а мы ведь сделали это. И прям так, как говорили долгими ленивыми вечерами много лет назад. Мы погубили всех драконов, освободили людей и разбогатели.
Он внезапно обнял Билла. Крепко.
— Мать честная, я по-настоящему горжусь тобой, — сказал он, и его голос по-настоящему дрожал от волнения.
Билл смотрел на него, не в силах выговорить и слова.
— Ладно, — произнес Фиркин и встал. — Я пошел разносить благую весть и всякое такое. Как бальзам на душу. Только ртом. Хотя бальзам, вообще- то, ртом не разнесешь. Ну можно, конечно, но весь будет в слюнях.
Он потянулся.
