Право крови

лютыми глазами смерти – так, что мало кто посмел обернуться. Когда последние из них затерялись в просторе полей, он приказал разбить рядом с дорогой лагерь, отрядив нескольких из оставшихся конников в ближайший городок – спросить насчет использования тамошнего суда, а заодно и эшафота.

– У вас нет таких полномочий! – воспротивился граф Риверс. Старик уже понял поистине смертельную серьезность своего положения: вокруг одни враги, на которых сейчас нет управы. – Мы сдались, сэр, в расчете на достойное обращение. Зачем нам еще потерянные жизни? Если так уж надо, то в вашем праве запросить выкуп с соответствующим ожиданием платежа. Не нужно грозить мне всякими там судами и эшафотами. Ведь вы же, смею полагать, человек чести?

– Кем я только ни был, милорд, – криво усмехнулся Джон Невилл. – И сегодня, и особенно вчера. Меня, помнится, звали ищейкой Эдуарда, когда я излавливал и убивал для него ланкастерских лордов. Взять того же Сомерсета – герцога, между прочим, – голову которого я лично пристроил на пеньке и срубил, как капустный кочан. – Видя, как побледнел от этих слов граф Риверс, Джон довольно кивнул и цыкнул щербатым зубом. – Еще какое-то время я побыл графом Нортумберлендским. Только это, по всей видимости, не понравилось вашей дочери. И она попросила своего мужа отнять у меня и земли мои, и дом.

– А вы в ответ, я вижу, нарушили клятву верности. Измена, между прочим, за которую гореть вам в геенне огненной. Полыхать веки вечные.

Невилл на это рассмеялся зловещим, рыдающим смехом.

– Вам бы надо сказать это моему брату, милорд. Это у него разум полыхает от подобных мыслей. А я что? Я исповедаюсь – и тем самым смою грех, стану чист, как младенец. Но сначала я свершу над вами суд. Где свидетелями будут мои люди.

К ним приблизился сын Вудвилла, имеющий возможность ходить, хотя руки у него были связаны за спиной.

– Сэр, если вы посягнете на кого-нибудь из семьи королевы, обратного пути у вас считай что уже нет. Вы понимаете это? Ни мира, ни прощения, ни возможности искупить вину – вообще ничего. Если же вы нас сейчас отпустите, то мы можем доставить ваши требования моей сестре. Вам нужен Нортумберленд? Пожалуйста, он снова может стать вашим, со всеми пергаментами и печатями, такими, которые уже никогда не позволят его у вас отнять!

– Боже правый, юноша! Вы, наверное, законотворец? – бешеными глазами поглядел на него Невилл. – А я и не знал, что существуют такие великолепные уложения! Безусловно, я доверюсь вашим словам, особенно после того как у меня уже отчуждены титулы и земли!

Он с рыком пнул молодого рыцаря по ногам, и тот свалился наземь.

– Теперь я уже не граф, а маркиз Монтегю. Единственное, что осталось у меня за душой, помимо обрезков моих бывших владений. – Он обвел глазами напряженно застывшие лица вокруг. – А ну принесите сюда топор и позовите еще людей, чтобы были свидетелями! Какое же место может быть сподручней для суда, чем божья мурава на просторах Англии? – возвысил Джон Невилл голос над скованными страхом отцом и сыном. – Может, для этого годней дубовые скамьи и железные решетки? Нет, мой честный люд! Единственный мой судия – это Всевышний и моя собственная совесть, а потому объявляю сей суд открытым.

Вокруг все плотней теснились люди. Графа Риверса Невилл приткнул возле сына, нажимом руки поставив коленями на влажную землю.

– Вы, двое Вудвиллов из незнатного рода, обвиняетесь в нечестии и наветах королю Англии, в том, что свили себе гнезда в шелку и бархате, оклеветав и сместив для этого семью несравненно более благородного происхождения и крови.

Народ вокруг все скапливался, наблюдая с молчаливой внимательностью.

– Ты, – Джон подался к графу Риверсу, – соучастник в похищении и присвоении себе титулов достойного человека. Подумать только: граф, казначей!

В саркастичной подаче высокие звания и должности звучали как обвинения. Резким тычком Невилл опрокинул старика на спину. В страхе вскрикнул сын Риверса, отчего истязатель в свою очередь шагнул к нему. Молодой человек расширенными от страха глазами оглядывал жесткие лица вокруг, все еще надеясь, что это не более чем жестокая забава.

– Ну а ты, сочетавшийся браком с престарелой герцогиней для того лишь, чтобы завладеть ее титулом, – кто ты, как не корыстный прелюбодей? В прежние времена, кои я застал, рыцарь еще был человеком чести. А ты?.. Стыд тебе и позор! Как говорится, яблоко от яблони…

Младшего Вудвилла Джон тоже опрокинул на спину.

По его кивку от толпы отделился кто-то с тяжелым тесаком на плече. Этот человек щеголевато подошел к Вудвиллам, и они оба завозились, вставая на колени, но подняться в полный рост не осмелились. На тяжелый клинок отец и сын взирали с ужасом и одновременно с презрением.

– Я считаю вас обоих виновными в жульничестве и в том, что вы бесчестите свои титулы, – сказал Джон Невилл. – Приговариваю вас к смерти. Казнить вас судье не к лицу, так что лучше привести приговор в исполнение здесь. Ваши семьи я извещу, не волнуйтесь. Руку в подобных письмах я уже набил.

Затем Невилл обратился к толпе:

– Кто-нибудь двое, бегите в город! Один пускай уведомит суд, что его услуги нам не нужны – во всяком случае, пока. А другой пусть принесет горячего хлеба и ветчины. А то я что-то проголодался. Действуй, – указал он коренастому молодцу, с готовностью выступившему вперед. – Справедливость да восторжествует. Господь, будь милостив к двум черным вудвиллским душам!