словно он, увидев их беспомощные взмахи, повернул бы назад; будто им стоило лишь поманить, и граф Солсбери вернулся бы на помощь страждущим. Все это сейчас горело в нем, переполняя и перехватывая грудь, как какая-нибудь жгучая кислота, вот-вот, казалось, готовая хлынуть горлом, прожигая дыры в окровавленном гамбезоне.
Ярость. Он уже давно – годы – не ощущал ее в себе по-настоящему: очищенную, белокаленую, укрепляющую руку и возвышающую в человеке уверенность до опасного предела. Скача, Солсбери изыскивал в себе спокойствие, необходимое для выстраивания замысла и подготовки, но найти его никак не мог. Ярость переполняла его, словно вода кувшин. Он соберет своих людей; соберет целое войско, и на его глазах твердыни Перси обратятся в дымящиеся руины. Эти клятвы он, молча ворожа губами, приносил себе, в то время как впереди, близясь, взрастал Таттерсхолл.
Никто не испытал удивления, когда на подъезде к холму из главных ворот замка показались всадники, размашистой рысью одолевая крутой склон, отделяющий саму крепость от города. Безопасность своей племянницы Кромвелл вверил главе клана Невиллов. И сейчас барону приходилось ожидать самых разных, в том числе и самых мрачных, новостей.
При виде троих всадников, осадивших перед ним своих лошадей, Солсбери властно вскинул руку, останавливая тех, кто скакал следом за ним. Ральф Кромвелл здоровьем не блистал: натужно раздуваемые багровые щеки выпирали над воротником, несмотря на то что медики (Солсбери это знал) регулярно делали ему кровопускание. В шестьдесят лет волосы его были снежно-белы и мягки, как у ребенка, дыбясь над лысой макушкой венчиком. Ехал он без знамен, в шоссах и длинной камизе с пятнами от еды: судя по всему, его оторвали от трапезы.
– Милорд Солсбери, – подал голос Кромвелл, хотя взгляд его блуждал поверх Ричарда Невилла, всматриваясь в остальных. Когда мокрые глаза старика наконец ухватили племянницу, он обмяк в седле, каждой своей черточкой излучая облегчение. В эту секунду графу стало ясно, что Кромвелл к заговору не причастен. Сам барон был бездетен, но дочку своей сестры опекал как собственную; можно сказать, души в ней не чаял. Солсбери был почти уверен, что Кромвелл ни за что не стал бы подвергать ее опасности. Тем не менее это «почти» могло бы сейчас обернуться для барона гибелью. О том, что Ричард Невилл находился в Таттерсхолле, знали немногие. Солсбери пришлось приложить усилие, чтобы разжать пальцы, намертво стиснувшие рукоять меча.
В ответ Кромвелл полоснул гостя взглядом, возможно оттого, что почуял некую угрозу, исходящую от потрепанного воинства. Солсбери в кислом приветствии кивнул и сообщил:
– Мод жива, лорд Кромвелл. Как и мои жена с сыном. Как и я сам. Наймиты Перси своего не добились, хотя численное соотношение было трое к одному в их пользу.
На одутловатом лице Кромвелла проступило понимание; он слегка напрягся, оглаживая непослушную седую прядку, что колыхалась на ветру, подобно белой ленточке.
– Перси? – Было видно, как рот у него косо поджался. – Значит, дело здесь скорей всего в манорах, что отошли с приданым. Я знал о его недовольстве, милорд, но никак не о его намерениях. Клянусь честью своего дома и своего имени.
– В вашей невиновности, милорд, я не сомневаюсь. Если б обстояло иначе, я бы не возвратился в Таттерсхолл.
Напряжение частично сошло у барона с лица. Ссориться с Ричардом Невиллом было себе дороже, особенно с учетом его близости к протектору. Кромвелл отер лоб, уже матовый от пота.
– Пока же, – продолжал Солсбери, – я вынужден просить вас о том, чтобы вы приняли и разместили моих людей, покуда я рассылаю весть.
– Вы сказали «весть»? – переспросил Кромвелл.
Его выпукло-круглые, красные по краям глаза были, казалось, всегда мокры и поблескивали. Вот и сейчас они влажно сверкнули, когда он быстро и тревожно оглядел тех, кто смотрел на него.
– Да, барон. Ричарду Йоркскому, протектору короля. А еще моему сыну, графу Уорику. – Несмотря на попытку держать себя в руках, Солсбери слышал, как его собственный голос звучит все громче и резче. – И всем ратным людям на службе у Невиллов по всей Англии, – со строгой раздельностью чеканил он, – каждому дому, связанному с нами родством или союзничеством. Я созову их всех, барон. И вырежу семью Перси всю без остатка, чтобы и корни ее, и ветви полетели в огонь!
Из соображений куртуазности следовало дать Кромвеллу поехать в свой замок во главе кавалькады, но Солсбери был выше его по положению, да к тому же в этот момент не в настроении церемониться. И он дал коню шпоры, отчего тот рысью обогнал опешившего барона, а следом устремились все всадники Солсбери, израненные и угрюмые. Вместе с ними, держась сбоку от отца, проскакал и сын Невилла Джон. Лишь Мод и жена Солсбери Элис задержались; последняя специально вытянула руку и не позволила Мод преданно устремиться за своим мужем.
– Барон Кромвелл, – воскликнула она, – Ричард хотел, чтобы я поблагодарила вас за то, что вы позволяете нам еще раз остановиться в Таттерсхолле. – За грубость своего мужа она извиниться не могла, и потому подыскивала слова, чтобы как-то пригладить старику нахохленные перья: – Можете быть уверены, что ваше имя прозвучит в Лондоне как имя человека, которому мы доверяем и чтим.
Кромвелл кивнул, по-прежнему негодующе блестя глазами вслед кавалькаде, что сейчас въезжала в ворота замка.
– Я уверена, что Мод очень оценит ваше общество, барон, – продолжала любезничать Элис. – Я оставляю ее с вами, в вашем попечении, в котором она неизменно пребывала и…
