– Ну а при поражении? – спросила Элис с лукавинкой.
– Я, кстати, задал ему точно такой же вопрос, – улыбнулся Солсбери своим воспоминаниям. – И он мне сказал: «Проигравший отдает свою участь в чужие руки. А потому ответ прост: не проигрывай
Зная своего мужа достаточно хорошо, в словах Элис была разборчива и из угрюмости его выводила, осмотрительно используя тщеславие:
– Тогда, возможно, командовать людьми тебе следует поставить нашего сына. У тебя нет новостей о его возвращении из Кале? Если бы Ричард был здесь, милый, он бы от этого наверняка не отказался. И наряду со своим штандартом Уорика понес бы знамена Невилла.
Было заметно, как у мужа поджался подбородок, а взгляд сделался острым.
– Командир из Ричарда превосходный, – кивнул он. – Мне грудь распирает при воспоминании, как он вел своих людей в Сент-Олбансе.
– И твоих, любовь моя. Они ведь последовали за ним, когда он протрубил в рога. Ты мне сам рассказывал, как роскошно он смотрелся в красном.
Солсбери прикусил губу и, чуть подняв голову, выпятил подбородок:
– Тем не менее он еще молод и, что свойственно юности, недостаточно хитер. – Элис кивнула, скрывая улыбку. – Да еще и провел три года во Франции, пока я отслеживал все эти шепотки при ланкастерском дворе, – продолжал Солсбери. – Нет, Элис, командовать все же должен я. Черед Уорика еще настанет, причем достаточно скоро. Он не отсылал мне известия, что в полях маршируют и упражняются поборники королевы. А поборники короля идут через север и собирают луки, копья и секиры. Что бы мы делали без людей, которым я плачу за доставку мне таких известий? Мы были бы в проигрыше, Элис. Одному богу ведомо, встанет ли теперь когда-нибудь король с постели. Вот уже с год у меня нет осведомителя о том, как он там поживает. Чтобы двое сильных молодых людей погибли по случайному стечению обстоятельств? Джона Доннелла нашли повешенным – якобы покончил с собой, хотя досконально известно, что более жизнерадостного, не подверженного темной хандре весельчака сложно себе и представить. Или чтобы сэр Хью Сэрроу был найден мертвым в доме дурной славы – с такою раной и в постели? Не поверю, Элис. Я еще два года назад знал, что мне придется созывать рыцарей и ратных людей, невзирая на разорительную цену. Меня пытались водить за нос. Отводили мне глаза. Но я все равно знал. Чтобы делать меня незрячим, у них должно было иметься нечто, что я, по их мнению, видеть был не должен. Нет, Элис, за всем этим стоит не Генри, а эта волчица, королева. Этот бедный, сломленный человек целиком находится в зависимости от нее, а также от ее придворных и советников. Несомненно, что сыновья Перси все еще оплакивают утрату своего отца, так что к этой затее причастны и они, а я должен, просто
– Очень хорошо, Ричард, – сказала Элис. – Я рада слышать от тебя такие слова. Надеюсь, нашего сына ты будешь оберегать?
– Всем, чем могу, – заверил Солсбери. – С Божьей помощью мы сладим с напастью. – Он склонил голову, так что в его глазах заиграли тени. – Скажу тебе вот что, Элис: если Генриху суждено пасть, я не буду ежиться от этого так, как это делал Йорк. Особенно когда на карту поставлены мои дом и титулы. Я нанесу удар, чтобы эта война сплетен, шепотков по углам и змеиных секретов наконец закончилась. Ибо если сломается Йорк, то следующим станет Солсбери, а за ним Уорик. Одна конфискация будет сменять другую, а в итоге нас выкурят из Англии. Я скорее умру, чем допущу такое.
– Старый ты лис, – промолвила Элис, делая шаг в его объятия. Обхватив жену руками, Солсбери нежно прильнул к ее темени подбородком. – Когда все кончится, возвращайся домой в целости. Это единственное, о чем я прошу.
– Вернусь, куда я денусь, – дыша теплом ей в волосы, сказал он. Чувствовалось, как Элис в его объятии чуть подрагивает. – Да не переживай ты так, радость моя! Со мной три тысячи людей, да еще две у Йорка. Пару тысяч своих красноперых приведет наш сын, половина из них из гарнизона Кале. Семь тысяч, Элис! И не какие-нибудь там селяне, привыкшие к косе да мотыге, а настоящие латники. Стальной меч, любовь моя, способный сокрушить или остановить силы королевы. Нас ведь, к твоему сведению, пригласили на Большой Совет в Ковентри. И по личному разрешению короля я могу провести туда с собой армию – и хватило же им ума на такое! Так что двинемся мы не ночью, а среди бела дня, и получается, как бы по велению короля. И говорю тебе: не ударят еще морозы, как я разобью своих врагов. Разгромлю и рассею как слабое семя непрочной линии, коим они и являются. Вот увидишь, Элис, я сделаю это. Клянусь честью.
Море осталось в двадцати милях позади, но оно все еще чувствовалось в продубленной морской солью одежде – этой смеси древней влажности и чистоты, отчего-то неизменно вызывающей у Уорика прилив бодрости. При переходе из Франции кожа напиталась морской влагой, горькую соленость которой можно было ощутить, лизнув себе оголенное предплечье. Сейчас в кругу трепещущих факелов Уорик подносил ко рту оловянную флягу и веселился вместе со всеми, глядя, как одного из рыцарей с победным рыком опрокидывает на спину Эдуард Марч. Первый за почти четыре года вечер на английской земле явно затягивался, в основном стараниями шестисот людей из Кале. По прибытии на землю отцов кто-то из них плакал, кто-то пускался в пляс; многие сгибались к ней прикоснуться, поцеловать, погладить, а то и сыпнуть горсть в сумку. Сколько ж они натерпелись, эти люди: десять лет назад пережили падение Франции, чуть ли не по году сидели без жалованья, в то время как вся Англия, казалось, полыхала огнем. Они были уже немолоды, эти солдаты – все до единого посеребренные сединой вояки, так надолго лишенные уюта домашнего очага, что уж и память о нем подостыла. Их капитан Эндрю Троллоп, когда Уорик сообщил ему, что он наконец возвращается домой, смахнул с глаз скупую слезу.
