глотнул, и его кадык самым неприятным образом проехал по лезвию. Изабел застонала во сне, пошевелилась, но не проснулась, и он подумал, что сердце вот-вот выскочит у него из груди. Левой рукой Джордж ощутил прикосновение мягкой груди своей жены и самым нелепым образом, в тот момент, когда жизнь его висела на волоске, почувствовал, как напрягается член. Более неподходящий момент было невозможно придумать.
– Видит Бог, я предпочел бы убить тебя, – прошипел ирландец, не ведая о его смущении. – Но мне заплатили, а я привык держать свое слово. Так что лежи тихо и слушай.
Вновь воцарилось молчание, и Кларенс услышал мерное дыхание собственной жены, еще не вполне храп, но какое-то горловое ворчание.
– Твои братья вернутся домой, в свое гнездышко, – продолжал посланник. – Скоро, хотя они не доверили мне дату. И просят, чтобы, когда они вновь станут на английскую землю, ты понял, что Уорик никогда не сделает тебя королем. Он выдал свою младшую дочь за Эдуарда Ланкастера, а это по всем признакам здоровый и плодовитый молодой человек. Ты выбрал не тот стяг.
Джордж моргнул в темноте, радуясь тому, что незнакомец не может видеть его. Он изменил братьям по гневливости и от утраты – и сейчас ему не хватало их общества. Старая обида уже начинала забываться. Инстинктивная потребность требовала прощать… пускать старые обиды на ветер. В словах, пересказанных ему ирландцем, он угадывал сухой говорок Ричарда и даже резкую интонацию Эдуарда. Он уже мечтал вернуть себе их доверие.
Герцог вновь подумал о молодой женщине, спавшей рядом с ним, старшей дочери Уорика. Кларенс был уверен в том, что любит ее, а она – его. Но сохранится ли их любовь в том случае, если он предаст ее отца? Придет ли она в таком случае с охотой на его ложе? Если он переметнется на сторону Йорков, она может возненавидеть его той же полной яда ненавистью, с которой относилась всегда к Эдуарду и к его жене Элизабет.
Кларенс стиснул во тьме кулаки… Брак или братья. Одна сторона или другая.
– И чего же они хотят от меня? – прошептал он.
– Чтобы ты хорошенько подумал над тем, чью сторону выберешь. Нынешнее положение неустойчиво. Все будет решено на поле битвы, а ты знаешь, что Эдуард Йоркский не проигрывает сражений. Собирай своих людей и готовься выступить на нашей стороне. Если ты сделаешь это, будешь прощен и восстановлен в своих правах. Если нет – будешь осужден и убит. А теперь Господь с тобой, брат. Но переходи к нам.
Голос ирландца чуть переменился: после того как он договорил порученные ему слова, в нем вновь появилась гневная нотка, вызванная пульсирующей болью и дурнотой. Глаза Кларенса уже достаточно приспособились к темноте, и он увидел, что голова посланника неровно обмотана какой-то тканью.
– На столике за твоей спиной мошна с монетами, – едва слышно проговорил герцог. – Возьми ее в уплату за твою рану.
Коротко звякнули монеты в шелковом мешочке, который незнакомец нащупал свободной рукой, хотя нож в другой его руке даже не шевельнулся. Странно, что прикосновение это больше не кажется ему холодным, подумал Кларенс. Кожа его успела согреть сталь.
– Ты пошлешь им ответ? – снова прозвучал голос ирландца. Джордж не шевельнулся, уставившись в темноту над собой.
– Зачем? Разве они поверят мне на слово? Они не знают моих намерений и не узнают их, что бы я ни сказал тебе сейчас. В моем распоряжении три тысячи человек, сэр. И действия их являются моим словом. А теперь спокойной ночи, вы слишком долго мешали мне спать.
На какое-то мгновение лезвие сильнее надавило на его кожу. Кларенс дернулся и затаил дыхание. А потом лезвие вдруг исчезло, он услышал скрип отворенного окна, и тень исчезла в нем. После этого герцог повернулся на бок и с надеждой протянул руку к груди жены; та, наконец, пробормотала что-то неразборчивое и подставила ему зад. A потом он лежал, размышляя, пока не пришло время вставать.
9
Март начался холодными ливнями и пронизывающим ветром. Бо?льшую часть февраля Английский канал представлял собой буйный ревущий ад. Шторма молотили по берегам Франции и Англии, не позволяя купеческим судам высунуть нос из тихих гаваней, в которых они скрывались от буйства открытого моря. Французские военные корабли, готовые доставить в Англию Маргарет и ее сына, отстаивались у глубоководных причалов на Сене в милях от океана. Дальше на север и на восток корабли Бургундии стонали и раскачивались на якорях под жестокими ветрами. Они собирались в архипелаге, в котором насчитывались сотни островов. В зимние месяцы туда по одному, бечевой, затаскивали несколько дюжин кораблей, пряча их от досужих взглядов и от праздного любопытства. Там, на зеленых и плесневелых берегах, герцог Карл собирал войско для вторжения в Англию в интересах Йорков.
В холоде, под пасмурным небом, молчаливые полки ратников в кольчугах и кожаных доспехах поднимались на борт причаленных кораблей. Немногие среди офицеров могли похвастаться кривыми мечами в кожаных ножнах; остальным оставалось довольствоваться пиками, алебардами и даже редкими английским секирами, оказавшимися в брезентовых свертках. Оружие поступало на борт в увесистых, обернутых парусиной упаковках, уже обнаруживавших следы ржавчины. К тому времени, когда оружие проржавеет окончательно, война закончится.
Сотен восемь людей, собравшись небольшими группами, еще ожидали погрузки на корабли и отправления в дальний путь, из которого можно и не возвратиться. Перспектива эта никому не добавляла радости, и, позвякивая металлом, люди проверяли свое снаряжение, охлопывая и ощупывая его и негромко ругаясь, если что-то оказывалось пропущенным или забытым.
Эдуард поднялся по трапу на свой флагманский корабль, «Марк Антоний». Доски прогибались под облаченным в броню королем. Проходя над водой, он опасливо глянул вниз, понимая, что если доски подломятся и он упадет, то уже не поднимется из этих глубин. Протянув руку к полированному деревянном поручню, Йорк поднялся на борт корабля и с суровым интересом огляделся по сторонам. «Марк Антоний» принадлежал лично бургундскому адмиралу и был обильно украшен беленым дубом и надраенной до блеска медью. На баке, юте и главной палубе собралось человек тридцать. Прочие, словно повешенные
