обрубком, как сгнивший зуб. Фок-мачта наполовину сбита, хотя еще и способна нести нижний парус. Целой осталась только бизань-мачта, однако с трудом верилось, что она не пострадала. Скорее всего тоже имеет какие-нибудь повреждения.
В бортах зияют большие проломы, которые никто даже не пытался заделать. Как видно, команде хватило проблем с пробоинами ниже ватерлинии, это заметно по множеству пластырей из парусины, облепивших борта корабля. Фальшборт с правой стороны имеет множество прорех. Около половины пушек либо отсутствуют, либо как-то уж совсем замысловато смотрят под непривычным углом. Видны и другие повреждения на палубе, как и следы пожара, хотя после боя корабль наверняка приводили в порядок.
На борту клипера обычно должно быть два баркаса и капитанский катер, которые располагаются на палубе между фок- и грот-мачтами. Кроме того, две шлюпки, висящие на кормовых шлюпбалках. Вот только даже невооруженным взглядом видно, что они отсутствуют. Не иначе как их разнесло в щепки огнем неприятеля.
– Что за корабль, не узнаешь, Степан? – спросил часовой, рассматривавший истерзанный парусник через амбразуру.
– Эк ты, Серега, задачки задаешь. Нешто я моряк. Если бы целехоньким был бы, то еще ладно, а так… Ну, поглазел, и будя, давай на пост, не ровен час, заметят, достанется обоим.
– Ага. О! Глянь, буксир поспешает. Видать, уж, приметили, бедолаг! – воскликнул Сергей, обращая внимание товарища на коноводное суденышко, вышедшее навстречу израненному кораблю.
– А чему ты удивляешься. Начальник порта уж наверное подал сигнал в Спаниш-Таун. Даром, что ли, сигнальные башни поставили, – уверенно заявил Степан.
– Ну да, об этом я не подумал, – покидая пушечную галерею и вновь занимая свой пост, вздохнул Сергей. – Думаешь, царевич прибежит встречать?
– Еще как прибежит. Он же в кораблях души не чает. А такими побитыми морячки еще не возвращались, – заверил Степан и задумчиво заключил: – Сказать по правде, я даже не знаю, что там должно было случиться, чтобы им так-то досталось. Эвон, десятком кораблей против английской эскадры вышли, и то почитай всех пожгли. А самим, считай, только паруса продырявить успели…
Часовой оказался прав. Едва только на наблюдательной вышке форта обнаружили приближающийся корабль, как тут же сообщили дежурному офицеру. Тот в свою очередь с помощью сигнальщиков передал информацию начальнику порта. И далее весть понеслась по команде.
Согласно существующим положениям в каждой роте имелись два сигнальщика, старший и младший, правда, они входили в штат роты как обычные бойцы. При батальоне уже состояло отделение сигнальщиков. И так далее. Кроме того, каждый офицер и сержант были обучены системе сигналов. Причем за нерадивость в изучении сигнализации спрашивалось весьма строго, настолько, что можно было и звания лишиться. Сигналы были флажковыми или световыми. Система сигналов делилась на морскую и сухопутную. Поэтому во избежание путаницы на каждый объект береговой обороны в обязательном порядке приписывались морские сигнальщики.
Так что ничего удивительного в том, что к тому моменту, когда избитый корабль подвели к причалу, его высочество в сопровождении неизменного Савина был уже на берегу. В смысле ничего удивительного в том, что весть быстро долетела до наместника. То, что он так живо отреагировал на прибытие корабля, да еще и едва не загнал лошадь, как раз в обычную картину не укладывалось. Ну, если позабыть о его прадеде.
Впрочем, ни сам корабль, ни его экипаж вовсе не были безразличны юному сердцу. Это ведь как первая любовь, которая никогда не забывается. «Чайка» была первым кораблем, на котором он отправился не на каботажную прогулку, а по-настоящему оторвался от берега и совершил океанский переход. На его палубе он впервые и, возможно, в последний раз в своей жизни почувствовал себя моряком, надев офицерский мундир и погоны мичмана.
– Лукич, братец, как же тебя так-то? – заметив матроса, которого сносили по трапу на носилках, подошел Александр.
– Да вот, Лександр Петрович, прилетело ядро в фальшборт, ну меня щепой в брюхо и приласкало, – морщась от боли, ответил Лучкин.
– А Иннокентий Игнатьевич? Он как, цел?
– Побило их благородие. Еще перед тем, как мне прилетело, ему голову ядром оторвало. Мир его праху, достойный был моряк.
Ошарашенный известием о гибели своего наставника, Александр сделал шаг в сторону и подал знак уносить раненого. Помочь он сейчас ничем не мог, а вот навредить, задерживая и дальше, очень даже возможно.
Прежде чем ступить на борт корабля, юный наместник отправил вперед ординарца. Нужно было упредить командира корабля, чтобы на борту обошлись без торжественной встречи. Не до церемоний, когда с борта вереницей сносят носилки с ранеными. Господи, да сколько же их. Если еще вспомнить и о погибших, то складывается такое впечатление, что корабль в порт привели святые угодники.
Хм. Ну, в общем и целом, не так чтобы и далеко от истины. На ногах едва ли четверть от списочного состава. Да и среди них почти каждый с отметиной. У кого перевязана рука, кто с забинтованной ногой, у иных повязки на головах, с неизменными бурыми пятнами.
– Ваше высочество, разрешите доложить…
– Вольно, Павел Иванович, – оборвал вытянувшегося во фрунт капитана Александр. – Ты бы присел, Павел Иванович.
Вообще-то капитана и самого не мешало бы быстренько отправить в госпиталь. На голове повязка, рука на перевязи, и даже под мундиром угадываются повязки. Но скорее всего рана не очень серьезная, иначе вряд ли бы он остался на ногах.
