держала ровно, двигалась мягко и ловко. Дома она ходила не во фланелевом халате в цветочек и драных тапочках, а в очень красивом, с вышивкой, длинном платье и кожаных, украшенных бусинками, башмачках. Алёнка немедленно захотела себе такие же.

Еще бабушка была очень светлая. За ее спиной будто горел белый огонь, обнимал плечи, спускался по рукам, стекал с пальцев мерцающим сиянием, оставаясь иногда на том, до чего бабушка дотрагивалась. Но это всё Алёнка разглядела потом, когда приехала еще раз через год. Тогда она уже видела иногда огоньки у людей – у кого-то ярче, у кого-то слабее, у кого-то вовсе еле заметной искоркой. Когда она рассказала об этом бабушке, та ни капельки не удивилась.

– И меня, значит, видишь? – уточнила она, усмехаясь. – Ну, я от тебя и не прячусь.

– Как это не прячешься?

– А вот так.

Бабушка повела рукой, будто ухватила сверху клочок темноты из угла дома, растянула ловким движением, кинула себе на плечи, замоталась, как в шаль. Потом взяла следующий кусочек темноты, накинула его поверх.

– Ну, видно что?

– Почти нет, – признала Алёнка, вглядываясь в бабушку и так и эдак. – Немного светится вот тут.

– Ишь, глазастая, – одобрительно хмыкнула бабушка. – Обычным-то ищейкам и одного слоя довольно.

– Как ты это делаешь? А кто такие ищейки?

– Тебя тоже научу. Пора тебе тоже от них прятаться.

– Зачем?

– Затем, деточка. Кто души умеет видеть, тот может ими и управлять.

– А если спрятаться, то не смогут?

– Верно. Если хорошо спрятаться, то они тебя и не найдут никогда.

– А ты тоже прячешься?

– Эх, деточка, если б я успела вовремя спрятаться… И дедушка твой…

– У меня есть дедушка? – удивилась Алёнка.

– А как же. Только не есть, а был. Из него-то душу всю давно вынули… Он, видишь, сперва с ними был. Искренне, по зову души. Не сердце, пламенный мотор – слыхала? Вот он и был такой, пламенный революционер. Сперва в бою, потом на работе – горел, себя не жалея. Светлое будущее хотел. Я его таким и полюбила – с пламенем в глазах и сердце, – бабушка грустно улыбнулась.

Алёнка впервые видела у нее такое лицо – задумчивое и мечтательное, и вдруг подумала, что, наверное, дедушка тоже очень сильно ее любил – такая вдруг бабушка Ольга стала красивая.

– И что потом? – тихо спросила Алёнка.

– А потом… понял он, что светлое будущее так не получается. Когда сам сгораешь, этого не замечаешь, а когда других сжигаешь дотла, до смерти – вокруг только темнее становится. Ну вот, когда он разглядел, во что это превратилось, – ужаснулся. Захотел спасти хотя бы тех, кто еще живой остался. Только разве ж они ему могли это позволить?

– Кто – они?

– Те, кто сам уже выгорел и теперь только мог других жечь, чтобы от них согреваться.

– Они его убили? – прошептала Алёнка.

– Они его долго убивали, деточка. Сначала допросы, потом пытки. Душу клещами тянули, ни одной живой искорки не хотели оставить. А потом – двадцать пять лет лагерей дали. А это такое место, деточка, где самый яркий огонь и самая светлая надежда гаснет. Сапогами их затаптывают, в грязи топят, прикладами забивают. Дедушка твой только год и выдержал. Совсем сгорел, – в глазах бабушки блестели слезы.

– А ты?

– И я, – бабушка передернула плечами. Видно, про себя она рассказывать не хотела. – Только я вовремя прятаться научилась. Вот теперь и тебя научу, – она невесело усмехнулась.

* * *

Про мальчика надо было доложить сразу, но Ким колебался. Он и сам не мог понять, почему. В последнее время он часто размышлял – отчего всё получилось не так. А ведь какая была замечательная идея – электрификация всей страны. Соберем всех в одну сеть, пусть сильные делятся со слабыми и указывают им верный путь. И тогда из каждой искры возгорится пламя, вспыхнет яркий свет и настанет всеобщее счастье. Почему не вышло? Почему те, кому была дана обязанность и право вести вперед и распределять по справедливости огонь и свет, постепенно сами разучились отдавать, а стали только брать? Брать не для других, а для себя. Почему все яркие и сильные, даже присоединившиеся по своей воле, всегда тускнели со временем? А если не тускнели, то пытались вырваться из системы, будто та становилась им тюрьмой? С теми же, кого присоединяли насильно, уговорами или угрозами, происходило то же самое, только быстрее.

Из первых подопечных Кима уже не осталось никого. Все потемнели, кто-то перегорел, кто-то умер. Один сорвался, и про его дальнейшую судьбу Ким

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату