И впрямь — чего это она тут? Вон Чан Ми сразу в деревню понеслась: рассказывать про диво дивное, чудо чудное. И бабушка заждалась, все глаза проглядела. А она здесь торчит, ждет этого… выпивоху!
— Запомни: сначала человек пьет вино, а потом вино пьет человека! — нравоучительно заметила Ха На, собираясь встать.
Горячие пальцы сомкнулись вокруг ее запястья вроде браслета — и не тесно и не больно, но просто так не высвободишься. Да и не хочется.
— А скажи, как я сегодня! — самодовольно заявил Сон Ён.
Имеет полное право хвастаться! Ха На поддержала:
— Они ведь и впрямь тебя слушаются! Никогда этакого не видела! Может, приезжий господин дело говорит — кто-нибудь да найдет по твоей просьбе жемчуг. И ему счастье, и тебе радость.
Сон Ён помолчал. Спросил небрежно:
— Так Лян Ро Иль рассказал, что мне обещано за помощь?
— Ну да.
— И что ты по этому поводу думаешь?
О чем он спрашивает? Не надует ли его многоцветный? Не надул ли уже — может, тот жемчуг и не драконий вовсе, не волшебный камень?
…Или о том, что вскоре Ким Сон Ён с семьей может вернуться в столицу?
Опершись обеими руками за спиной, Ха На подняла голову к небу.
— Смотри, какое сегодня небо ясное! Вон и Серебряная река[45] видна вся до капельки. Каждая звезда — судьба человека. Самые крупные священные звезды у героев, мудрецов, правителей. А мы с бабушкой, да и вообще все местные, во-он там, видишь? — указала на участок неба, усыпанный крохотными звездочками, сливавшимися в туманную дымку. — Я к чему? Негоже аисту жить среди кур. Всяк должен пристать к своей стае. Иначе как же?
И Ха На вздохнула. Как она полагала — потихоньку. Браслет из пальцев Сон Ёна сжался плотнее.
— И что? Даже скучать по мне не будешь?
— Скучать?!
Ха На рассмеялась — так искренне и громко, что, спохватившись, зажала сама себе рот ладонью. С полминуты молодые люди прислушивались, не выйдут ли ругаться разбуженные старики. Но в доме было тихо.
— Скучать! — продолжая пофыркивать от смеха, проговорила девушка. — По чему скучать-то? По твоему носу задранному — того и гляди им в небо уткнешься? Или что к двум нашим голодным ртам прибавилось еще четыре? Или тому, что тебя, как дитя малое, всему учить приходится? Исскучалась уже прямо сейчас, ага!
Парень не на шутку рассвирепел. Прошипел:
— Ах ты, мелочь ядовитая! — и дернул ее за руку так, что Ха На от неожиданности свалилась прямо на него. Опешив, некоторое время таращилась в близкое лицо Сон Ёна, потом спохватилась, зашевелилась, уперлась ладонями ему в грудь…
Да только тот не пустил.
— Не будешь скучать, значит? — повторил он зловеще. — Ну, посмотрим…
Ха На собиралась спросить: и как же это он посмотрит, если будет ой как далеко?
Не успела.
…Губы его пахли вином и морем. Хмельным морем. Это море хотелось пить, и пить, и пить — даже зная, что завтра тебя замучит иссушающая жажда. И слушать гудящие подводными колоколами сердца, его и свое. И чувствовать, как звенят под гладкой кожей накатывающие огненные волны. Погрузиться в крепкие объятия, опуститься на самую глубину и захлебнуться там от наслаждения, жара, нежности и печали…
Поступок, совершенный под влиянием минутной досады и долгого подспудного желания, имел своей целью лишь проучить вредную хэнё. А наказал он самого себя.
Сон Ён и сам не понял, каким чудом или усилием отодвинулся. Как и позже не понял, зачем он это сделал. Девчонка упрямо цеплялась за его одежду, все норовила обнять — руки, словно огненные обручи, — и даже урчала от удовольствия, как маленький сытый пригретый зверек. Пришлось как следует ее встряхнуть (хорошо еще не оплеуху отвесить), чтобы не искушала его, и без того стремительно теряющего последние остатки самообладания. Столкнуть с себя, сесть и прошипеть, ненавидя в этот момент и ее и себя:
— Ну что, так-таки и не заскучаешь? А-а-а, у тебя же еще сыночек господина Ли на сладкое приготовлен!
Девушка некоторое время неподвижно посидела рядом. Потом длинно, прерывисто вздохнула — он покосился (приходит в себя? плачет?), — провела рукой по взлохмаченным (им!) волосам, поднялась и молча побрела от него по темному, освещенному лишь звездами двору. Он открыл было рот: окликнуть, объяснить, что не хотел ее обидеть, предложить проводить до дому… Да и закрыл. Ни то, ни другое, ни тем более последнее было совершенно ни к чему.
