– Какие еще свои? – проскрежетал Дега.
– Настоящие свои. Самые настоящие свои.
– Настоящие? – угадал я интонацию.
– Именно.
Пацанята, завидев нас, ничуть не забеспокоились, только переглянулись между собой. Старуха с карабином вообще никак на наше появление не отреагировала. А мужик в полицейской куртке, крякнув, вытащил из багажника картонную коробку, поставил ее себе под ноги, обернулся к нам, дурашливо приподнял свой треух и шаркнул валенком. И снова нырнул в багажник.
– Здравия желаю, товарищ лейтенант! – отозвалась Ветка на эту дурацкую пантомиму с треухом.
– Привет-привет, Веточка! – ответил мужик, вынимая еще одну коробку. – Подопечных выгуливаешь?
– Кто тебе тут подопечный, гнида легавая… – пробурчал себе под нос мой кореш.
– Первое испытание, – пояснила Ветка.
– И как результаты? Сдали? Поздравляю! И вас, парни. И тебя, Веточка, само собой!
Мы подошли к автомобилю. Я вдруг разглядел, что палки у пацанят не простые… С наконечниками из здоровенных и явно остро наточенных гвоздей. Оружие, что ли? Против порченых?
– Здравствуйте, Анна Михайловна! – подчеркнуто вежливо поздоровалась Ветка со старухой, даже немного при этом поклонившись.
– Здравствуй, Синицына. – Голос у старухи оказался под стать ее индейскому лицу – глубокий и гулкий.
Синицына? Вот уж не думал, что у Ветки, у Виолетты то есть, такая простецкая фамилия. Ей больше подошла бы какая-нибудь изысканная… редкая.
Пацанята тоже общо поздоровались. Безо всякого смущения, с достоинством поздоровались, как равные с равными. Но вышло это у них нисколько не нагло, а, напротив, вполне естественно.
Товарищ старший лейтенант выгрузил из автомобиля еще две коробки и по-хозяйски захлопнул багажник.
– Давненько у нас не появлялась, Веточка, – сказал он, разминая кисти рук. – С декабря.
– Давненько, – согласилась Ветка. – Числа двадцатого была…
– Тринадцатого декабря, в пятницу, – отчеканила старуха Анна Михайловна. – Вечно у тебя путаница с датами, Синицына.
Я с изумлением посмотрел на Ветку. А Дега таким же примерно взглядом вперился в старуху.
– Вы… училка, что ли, ее? – задал вопрос мой кореш. – То есть учительница?
– Ты местная, Вет? – задал вопрос я.
Анна Михайловна и Ветка ответили почти одновременно.
– Преподаватель, – сказала Анна Михайловна. – Когда-то – истории. А теперь – истории, родного и иностранного языков, литературы, биологии, математики… И прочих предметов.
– Местная, – сказала Ветка. – А почему это тебя удивляет?
– Да так… – пожал я плечами.
Почему, почему… Да потому что никак не соотносится ее внешность и этот занюханный поселок. Я всегда думал, что моя Ветка родом откуда-нибудь издалека. Откуда-нибудь, где… волны с блесками и всплесками непрекращаемого танца[3]… и вообще все совсем не так, как здесь.
– Я тут выросла, школу окончила. – Она улыбнулась, как улыбаются чему-то очень хорошему. – Потом, конечно, уехала… Никогда не думала, что придется вернуться…
А ведь о прошлом мы с ней, с моей Веткой, никогда не разговаривали. Прошлое ее было для меня табу. Потому что это самое ее прошлое принадлежало не мне, а патлатому шептуну Максу…
Дега подошел к валявшемуся на стылой земле трупу.
– Да это порченый! – крикнул он оттуда. – Ловко вы его… Анна Михална! Небось еще и военное дело преподаете, а?
– И военное дело преподаю, – не стала спорить старуха. – Куда теперь без него.
– Вот у вас, наверное, зарплата-то, а? – мечтательно вздохнул мой кореш. – Если сразу дюжину предметов вести, то и платить должны дюжину окладов, верно?
Анна Михайловна молча отвернулась от него. А Ветка и коп в треухе рассмеялись. Даже пацанята захихикали.
– Воспитательная работа, я гляжу, не на высоте у вас, – высказался коп. – Куда только отец Федор смотрит?
– Парни всего третий месяц в Монастыре, – тон у Ветки был явно извиняющийся, – все старыми понятиями живут.
– Какая зарплата, дурик ты востроносый? – обратился к Деге товарищ старший лейтенант. – Населенные пункты, не имеющие статуса города, давно уже не финансируются. Нецелесообразным это признано. Программой проекта «Возрождение». Я для своего табельного уже который месяц боезапас не получаю. До сих пор не в курсе: числюсь ли я на службе или в отставку ушел. То есть меня ушли…
