Горький ветер свободы

которую давно сровняли с землей…

Выходит, у меня действительно не осталось прежнего дома. И если хоть какой-то дом был, то только здесь, в Галлиндии. А был ли? Пока я и сама не знала ответа на этот вопрос.

Помимо Данте, сообщавшего мне впоследствии более точную информацию об Астароли, обнаружился еще один источник новостей. Как– то раз ко мне зашел дон Бенвенуто Росси. Лекарь был очень расстроен и казался постаревшим лет на десять. Когда я спросила, в чем дело, он рассказал, что его старый друг Ренуар Скотт, преподававший на кафедре медицины Северного астарольского университета, как выяснилось, погиб во время атаки на город. Видимо, интуитивно почувствовав, что никто не поймет его в этой боли так, как я, он пришел в библиотеку. И еще долго сидел, попивая то прихваченное с собой вино, то принесенный Бьянкой чай и рассказывая мне о больших научных достижениях своего друга, а также о тех проказах, которые они вместе совершали в юности.

Он ушел, а я долго еще оставалась под впечатлением от этих историй и все думала о том, кто из моих собственных университетских знакомых остался в живых, а кто – нет. Хотя бы за тех немногих, что успели разъехаться из Астароли до вторжения, я могла быть относительно спокойна.

И, взяв лист бумаги, я снова принялась выводить на ее белизне синий узор слов:

Сидел в высокой башне звездочет.
Имел он и достаток, и почет,
Но вряд ли отдавал себе отчет,
Насколько были знания полезны.
Он часто запирался изнутри
И целый час, а может, даже три,
Нередко – от заката до зари
В темнеющую вглядывался бездну.

В час волка, скорпиона и совы,
Порой цветенья ведьминой травы
Он вглядывался в звезды, но увы,
Они давать ответа не хотели.
Но он трудился с ночи до утра,
В любую непогоду и ветра,
И в зиму, что на облачность щедра,
И в самые суровые метели.

В высокой башне не было окон,
Но слишком много ставилось на кон:
Столь важный он исследовал закон,
Что недосуг задуматься о стуже.
Он все искал последнюю черту,
Меж небом и землею на мосту.
В высокой башне, будто на посту,
Он жил – и мир покинул на посту же.

Знал больше всех живущих, ну так что ж?
Он думал, что цена познаньям – грош,
Покуда самой сути не найдешь.
И, с каждым днем все более печально,
Забыв о выполненье прочих дел,