Картина была написана с такой тщательностью, что, несмотря на покрывало, я с легкостью могла разглядеть каждую деталь. Причем чем дольше я смотрела, тем больше проступали подробности, тем лучше я вспоминала Оруан и тем тоскливее мне становилось. Там остался мой дом. Хороший или плохой, но среди этих гор я выросла. У их подножия шелестели бескрайние леса, к которым я всегда была неравнодушна, там шли красивейшие снегопады, цвели подснежники по весне. И где-то там, среди холмов, осталась мамина могила, на которой я больше полугода не была.
Невольно вспомнив свое короткое, но наполненное событиями детство, я снова ощутила себя стоящей на Крутом холме и завороженно смотрящей на горы. Передо мной, как когда-то давно, распахнулись бескрайние просторы Приозерья. Волос коснулся прохладный ветерок. Кожу на щеках прихватило утренним морозцем, а на глаза навернулись слезы из-за обилия ярких бликов на идеально ровном снегу.
В какой-то момент я остро пожалела, что это всего лишь мираж, иллюзия, незаметно достроенная моим собственным воображением. Обычная подделка, правда сделанная с поистине гениальной точностью. Но если бы она стала реальностью хотя бы на миг, я была бы благодарна создателю. Потому что вернуться домой — это неописуемое чувство. Мечта. От понимания несбыточности которой у меня на мгновение сдавило в груди и потемнело в глазах.
Недомогание прошло почти сразу, но после этого вокруг что-то изменилось. Почему-то показалось, что тучи на небе не просто висят над притихшим лесом, а медленно движутся. Что картина с каждым мгновением обретает не только краски, но объем. Я вздрогнула, осознав, что она на самом деле живая. Причем не так, как те, что в изобилии украшали стены одного из залов Школы, а по-настоящему. В нее словно вписали часть моей души, моей памяти и даже часть моего болезненно сжавшегося сердца. Но, что самое пугающее, она не отпускала меня, стремительно затягивая все глубже и глубже. И при этом с огромной скоростью вытягивала мои силы.
— Нет… только не это… — прошептала я, чувствуя, как меня все быстрее затягивает внутрь.
— Стой! — вдруг приглушенно вскрикнул чей-то голос, и сильные руки попытались оттолкнуть меня прочь. Но поздно. Очертания комнаты неумолимо поплыли, мне в лицо дохнул свирепый ветер, а мгновением позже твердой опоры под ногами не стало, и я с жалобным вскриком провалилась в бездонную пропасть созданного персонально для меня кошмара.
Приземление оказалось крайне болезненным. Жестокая воля художника с размаху швырнула меня в глубокий сугроб, где я мигом пришла в себя и прошипела в адрес неведомого «благодетеля» длинную непечатную тираду. С трудом выбралась из белого плена, чтобы жадно вдохнуть свежий воздух. Немного успокоилась. Но как только решила, что самое страшное позади, как огромная масса снега подо мной внезапно сдвинулась и целым пластом начала сползать куда-то вниз. Сперва медленно, а потом все быстрее и быстрее, неумолимо снося меня по заснеженному склону.
К счастью, он оказался не очень крутым, так что схода лавины не случилось. Рыхлый, видимо недавно выпавший снег всего лишь сполз в ближайший распадок, где его движение прекратилось. А я, успев к тому времени оценить ситуацию, постаралась нащупать опору и, хватаясь за камни, потихоньку отползла в сторону.
Вниз я спускалась долго, потому что осторожничала и подолгу останавливалась, если мне казалось, что сход лавины может повториться. Другое дело, что и потом легче не стало — снегу у озера было по пояс, а я была лишь в короткой курточке без капюшона. Ни шапки, ни перчаток, ни валенок… а снег уже набился не только под одежку, но и в волосы, и даже в уши. В таком виде я быстро околею, если не буду двигаться или не выйду к людям.
С ориентирами, правда, повезло — где расположена родная деревня, я никогда не забуду. Не так уж далеко, если по прямой, но пешком, по заснеженному лесу где-нибудь за два дня доберусь. А там, глядишь, и Рэн меня отыщет…
Тьфу!
Я с досадой хлопнула себя по лбу и торопливо вытащила из-под рубахи амулет. Вот чудачка! Чуть про дракона не забыла!
— Рэн! — позвала я, плотно сжав подозрительно холодную подвеску. — Рэн, выходи, я новую картину нашла!
Амулет, к моему удивлению, не отозвался. Более того, он был подозрительно легким и, по-видимому, пустым. С учетом того, что в двух других картинах Рэн мог выходить наружу беспрепятственно, а тут даже голоса не подал, проблема заключалась не в амулете, а в обстановке. Вплоть до того, что художник-подлец вполне мог наложить какое-то ограничение, чтобы в картину не могли попасть посторонние сущности.
Возможно, сюда вообще не мог никто попасть, кроме меня. Он ведь персонально для меня ее писал, верно? Испытание, будь оно проклято… Ну что за извращенный ум у лорда Эреноя? Вряд ли он бывал когда-то на Оруане, так что наверняка один из целителей сделал слепок памяти, когда меня лечили. А милорд, заказывая картину, вполне мог пожелать, чтобы я проходила испытание одна, без чьей-либо помощи.
Попытавшись вызвать друга еще несколько раз и не получив ответа, я обреченно убрала подвеску на место.
Зная лорда Эреноя, рискну предположить, что картина-ловушка продумана настолько, что тут даже люди окажутся. В лесу для правдоподобности могут водиться хищники. Погода будет мерзкой, а холод самым настоящим. И тот факт, что в картине заперт лишь разум, тогда как тело находится снаружи, абсолютно ничего не менял. А рядом с телом, между прочим, инкуб остался — любопытный, немножко голодный и очень на меня обиженный. Случайность? Вот уж не думаю.
Интересно, обычным способом отсюда можно выйти?
Увы, нет. Это было бы слишком просто. Зато когда я все-таки выберусь, Сай за свою подлость расплатится сполна. А если окажется, что он успел ко
