и не перелетать до особого указания». Наоборот, было приказано решительно, всеми имеющимися огневыми средствами, пресекать любые вторжения на нашу территорию. Фактически Сталин понял – грядет война. И точную дату начала разведка сообщила. Вот поэтому и встретили врага вполне достойно. Жаль, что этого не хватило для существенного перелома ситуации в нашу пользу. Да и войска второго стратегического эшелона подтянуть не успели.
– Как в прошлый раз… – тихо сказал я.
– Что вы сказали, Виталий? – сбился с хорошо отработанной речи профессор. Видимо, не один раз он вот так вещает. Чувствуется хорошая подготовка.
– Да, ничего, Леонид Ксаверьевич! Пустое! Продолжайте, пожалуйста!
– Да… так вот решительность верховного командования сыграла большую роль… – Солдатов, как мне показалось, потерял нить выступления.
– То есть вы считаете, не случись чего-то в головах Сталина и его окружения, нашим пришлось бы гораздо хуже?
– Вот именно, Виталий! Гораздо, гораздо хуже! Наши войска были бы застигнуты в пунктах постоянной дислокации и разгромлены, не успев сделать ни одного выстрела! Мало того, не было бы пехотного заполнения укрепрайонов, доты стояли бы «голыми», подходи и бери!
– Ну, хорошо, укрепрайоны получили прикрытие, войска из ППД вывели, авиацию в последний момент рассредоточили, но почему… почему все-таки проиграли?
– Авиация, да… – Профессор откинулся на стенку купе и закатил глаза, явно что-то вспоминая. – Первый налет большинство авиаполков выдержало. Люфтваффе потеряло значительное количество бомбардировщиков, и им пришлось срочно перебрасывать эскадры с второстепенных на главные направления. И авиаудары по нашим аэродромам следовали один за другим. Больше всех доставалось нашим ВВС в Белостокском выступе. Наши просто не успевали перехватывать все бомбардировщики. И они раз за разом перепахивали взлетные полосы, стоянки самолетов, склады ГСМ и боеприпасов. Основные потери наша авиация несла на земле, а не в воздухе.
– Мать его, и это тоже как в прошлый раз! – совсем тихо сказал я. Профессор меня не услышал, продолжая свою «лекцию».
– Хуже других пришлось летчикам десятой смешанной авиадивизии: их почти мгновенно, буквально в течение нескольких первых часов войны уничтожили «эксперты» Мельдерса. Любой советский самолет в окрестностях Бреста рисковал быть сбитым если не в первом, то уж точно во втором вылете.
– Повезло, что успели взорвать мосты! – зачем-то ввернул я.
– Ну, как повезло… да, можно сказать, что повезло! – усмехнулся Солдатов. – Однако немцы, как выяснилось, на захват неповрежденных мостов и не рассчитывали: «ныряющие» танки из Второй танковой группы Гудериана пересекли Буг к северу и югу от Бреста и захватили плацдармы. В историографии хорошо описан самый первый танковый бой Великой Отечественной войны между немецкими танками и танками нашей двадцать второй дивизии. Наши танкисты понесли очень большие потери. Конечно, досталось и немцам, но плацдарм они удержали. А чуть позже построили там понтонный мост.
– Не помогло, значит, в глобальном смысле уничтожение мостов?
– Увы, это только немного придержало немцев! – грустно сказал Солдатов. – Ну, чтобы вас немного утешить, скажу: на Юго-Западном фронте первый день войны принес безусловную победу Красной Армии! Первые атаки успешно отразили ДОТы линии Молотова, которые прикрывались пехотой приграничных дивизий. Во второй половине дня к ним присоединились дивизии «глубинных» корпусов. С их помощью удалось создать довольно плотный фронт. Даже в местах максимальной концентрации немецких войск, где на направлениях главного удара было создано десятикратное преимущество, под Сокалем и Владимиром-Волынским, гитлеровцам так и не удалось прорвать фронт на достаточную для ввода в бой танковых дивизий глубину. Немецкие пехотные дивизии с огромными потерями продвигались вперед через линии укрепрайонов. Новые русские ДОТы совершенно неожиданно для агрессоров оказались необычайно прочными, с хорошо продуманной схемой огня. А пока все внимание противника сосредоточилось на приграничном районе, восьмой механизированный корпус был спокойно выведен в леса на фланг наметившегося острия прорыва.
– Неплохо! – заметил я. – Гораздо удачнее, чем… в альтернативной версии!
– Что за версия? – живо откликнулся Солдатов.
– Вы разве не в курсе? – делано удивился я. – Бытует такая альтернативная версия начала войны, по которой наши войска так и не были подготовлены к нападению и понесли огромные потери уже в местах постоянной дислокации.
– Да, что-то такое я слышал! – кивнул профессор. – Но она, насколько я знаю, не получила широкого распространения: уж очень надуманным кажется этакая «тупость» нашего командования, проигнорировавшего слишком явные признаки подготовки Германии к войне.
– Ну да… тупость слишком нарочитая! – с улыбкой согласился я. – Простите, что перебил, Леонид Ксаверьевич, продолжайте!
– К сожалению, успех Юго-Западного фронта полностью нивелировался грандиозным провалом наших войск в Прибалтике – двум немецким танковым группам удалось быстро прорвать приграничные укрепления. Корпус Манштейна ушел в глубину оперативного построения почти на сорок километров, и что самое скверное, на его пути к Двинску уже практически не было наших войск. К счастью, перед передовыми отрядами третьей танковой группы успели взорвать мосты через Неман. Вот в целом таковы были события в первый день войны.
– Ну, не катастрофично, даже в Прибалтике! – сказал я. – Неужели, начав войну таким неплохим дебютом, наши умудрились к финалу Приграничного
