Морхольд вздрогнул от такой перспективы.
– Милая задумка.
– И я так же думаю. Ладно, – Дашко остановился, – умирающим дают право на последнюю просьбу. У тебя она есть?
– Да. Что с частью и что вообще с самим краем?
Дашко явно удивился, даже развернулся к нему, продемонстрировав заметное брюшко, выпирающее из-под портупеи:
– Лучше бы попросил накормить.
– Волка ноги кормят. Так как, расскажешь?
Дашко вернулся на стул, посмотрел на часы. Щелкнул пальцами и протянул руку вбок, к стоявшим позади солдатам. Теперь Морхольд даже не сомневался. База принадлежала настоящей серьезной силе. Силе, что даже имела шевроны и знаки различия.
Офицеру поднесли чашку… чашку, шайссе, из фарфора с золотой каемкой и витой ручкой. Пахло, как ни странно, чаем. А не какой-то бурдой эрзац- образца. Что удивляться, Кубань же, и ее чай теперь явно лучше цейлонского.
– Часть в Кропоткине. Благодаря таким, как я, офицерам, все было сделано заранее. Подготовлены дивизионные бункеры, маршруты эвакуации личного состава и семей офицеров, проведены работы по консервации складов арттехвооружения и горючего. Последнее поставлено на герметизацию с длительным сроком хранения в транспортируемых цистернах.
– Экие вы крутые, – Морхольд хмыкнул, – молодцы, что сказать.
– После нанесения ударов и выждав необходимое количество времени, была выслана разведка в составе необходимого количества групп. И далее, на протяжении нескольких лет, мы выбирались в Кропоткин как наиболее чистый район у Краснодара. В городе все намного хуже. Да, именно так. И мы сделали все для жизни людей. Создали с ноля. И даже даем им развлечения вроде тех, в которых ты будешь участвовать.
– Ясно. А как с побережьем?
– Позагорать у тебя не получится. Новороссийск накрыло полностью, били по морякам. Анапа… мы туда пока не добрались и вряд ли пойдем.
– Почему?
Дашко внимательно посмотрел на Морхольда.
– Туда идет Бригада Смерти. Несолоно похлебавши у нас, отправились захватывать себе кусок. После этих ублюдков остается выжженная земля и поля трупов. Зачем нам это нужно? Есть еще вопросы?
– Сколько нам ехать?
– Столько, сколько нужно. Отдыхай, солдат, набирайся сил. Отправление через пять минут. И не переживай по поводу радиации. Пару районов, где она еще есть, мы пройдем быстро. А стенки вагона проложены свинцом. Он немного снижает воздействие.
Дверь скрипнула, заезжая на место, загрохотали запоры и замки. Морхольд выругался. Жуть, выбравшись из одеяла, ластилась. А он злился. Бригада, мать ее, Смерти. Да что ж такое, а?
– Почему ты спросил про Анапу? – Милена придвинулась к решетке.
– Тебе-то какая разница?
– Интересно… – она прижалась к прутьям спиной. – Теперь все не играет роли. Я ошиблась, не смогла оценить ситуацию. Что остается, как не провести время хотя бы с каким-то интересом. Ты вот не жалеешь, что воспользовался моментом тогда, в водонапорке?
– Я тебя умоляю, – Морхольд вздрогнул, – мне от тебя хочется мурашками покрыться и яйца прикрывать руками.
– Фу-фу, – она засмеялась, – как можно так девушке говорить. Так почему Анапа?
Морхольд вздохнул. Мысли о том, как сбежать, в голову не приходили. Вскрывать замки с помощью честного слова он не умел. Да даже имея отмычку, если уж честно, не справился бы.
– К семье я шел.
– И правда с Самары?
– Не с Самары. С области.
Она фыркнула. Так, легко и непринужденно. Фырканье совершенно не вязалось с ней, женщиной, убившей за свою жизнь много бродяг. И не только.
– Чья голова висела у тебя на поясе?
– Смога. Он сломал обе ноги и позвоночник, когда решил скатиться по склону. Как ты. Пришлось освободить брата от мучений и воспользоваться им, чтобы втереться к тебе в доверие.
– Гуманизм – великая штука.
– Что?
– Ничего.
Вагон вздрогнул, заскрипел, трогаясь. Застучали колеса, прямо как в старое доброе время… недели три назад, дома. Морхольд вздохнул, понимая, что
