чтобы не стравливать в грызне самца и самку. Так что победитель получит все. Совсем все! Удачи, ребята.
У меня даже рот открылся от изумления.
«Получит все?! Это о власти над волчьим сообществом речь? Ужас…»
— А логика тут где? — от потрясения не сдержала я вопроса. — Почему первый не сдержавшийся победит?
Андрей молчал, сосредоточенно нахмурившись. В его взгляде отражалось понимание… Он спокойно принялся стягивать с себя футболку, очевидно приняв решение участвовать!
— Андрей?! — растерялась я. Муравьи — это что-то запредельное. Бр-р-р!
— Мы на землях хранителей, — со спокойным видом развел он руками. — Надо подчиняться!
От Вельнова я отвернулась, но не удивилась бы его недоумению: такая покладистость от белого?
«Добровольского сейчас посадят в муравейник, а если мне от этого зрелища станет невыносимо плохо, то… я убегу. Наблюдать за истязанием буду не в силах. Отвернусь как минимум. А это означает… победу?!»
До меня внезапно дошел весь ужас собственного положения. Уж лучше муравьи, чем наблюдение за муками белого. Но прежде чем мой шок трансформировался во что-то определенное, хранитель спросил:
— Начинаем?
— Угу, — кивнул стоявший уже в одних плавках Добровольский.
— Тогда соберитесь, с этого мгновения начнем отсчет. Мы наблюдаем за вами!
Я застыла. Вероятность победы была для меня недопустима!
В корзинах тоже были муравьи. И очень злые муравьи, вынужденно сидевшие в заключении. Именно их напарник Максима щедро сыпанул на спину Андрею. Белый не дрогнул, с невозмутимым видом наблюдая за мной. Я сдержалась только потому, что тело онемело от ужаса. Яростная черная шевелящаяся волна, устремившаяся с плеч Андрея, стремительно расползалась по телу, кусая и жаля ядом каждый сантиметр тела оборотня. Коллективный хруст муравьиных жвал, запах крови белого, все новые и новые порции муравьев… Медведь еще и встряхивал корзину каждый раз, прежде чем высыпать насекомых, усиливая их ярость. Грудь, живот, бедра — все стремительно покрывалось злобной копошащейся массой. Видеть это, представлять себе ощущения мужчины, понимать причины его поступка было ужасно. Невыносимо!
«Он хочет, чтобы я победила?!»
Я не верила, что это испытание зачтут в счет Верховного совета. Медведь просто подначивал нас. И победа при любых обстоятельствах была недопустима! Волкам не нужна больная королева. Больная и слабая. Я не допущу подобного. Мне это не нужно…
Если бы кто-то рассказал мне о том, что должно произойти, заранее сочла бы его сумасшедшим. Но… реальность стала настоящим безумием. Мы оба упорно терпели. Андрей — муравьев, я — вновь и вновь убивающее меня зрелище этой пытки.
Прошло часа два, но они стоили мне пары десятилетий жизни. Закончилась первая корзина и подходила к концу вторая. Вельнов с каждой минутой улыбался все более радостно, счастье его напарника, наоборот, меркло пропорционально уменьшению количества муравьев.
А мы не двигались. Стояли друг напротив друга метрах в шести и — терпели. К моменту, когда кусачие насекомые иссякли, я не чувствовала собственного тела, мышцы лица сводило судорогой. И только горячие ручейки слез бежали из глаз. Добровольский так ни разу и не шелохнулся.
«Ненавижу тебя!» — мысленно кричала я, проклиная и древний договор, и свою судьбу, и свою любовь. Но больше всех Андрея! За то, что вынудил меня делать это — наблюдать за его мучениями. Участвовать в них. Фактически причинять ему боль!
Так плохо мне не было даже тогда, когда явилась черная альфа-волчица.
«Ненавижу!!!»
Стоило хранителю со вздохом объявить об окончании испытания, как я сорвалась с места. Побежала, не разбирая дороги, стремясь не видеть никого из них. Слезы потекли градом.
— Победителя по-прежнему нет, — успел до меня долететь совершенно не расстроенный голос хранителя.
«И пусть! Так им и надо! И Андрею поделом!» — уговаривала я себя, стараясь убедить свою совесть в том, что это справедливое наказание для белого волка. Он заслужил его раз десять! Но от этого душа не переставала болеть, а сердце стучать как сумасшедшее.
Все вернулось на круги своя. Однодневное «погружение» в наше прекрасное прошлое только добавило проблем. Как соотнести того Андрея — заботливого, любящего, сильного, — которого я увидела сегодня, — с тем безжалостным белым альфой, с каким я имела дело до сегодняшнего дня?
Кого я люблю? Циничного садиста, живущего интересами белой стаи, или надежного и открытого мужчину?
Я запуталась. И стремилась убежать. От него. От себя. От собственных чувств.
«Вычеркни сегодняшний день из памяти! — приказала себе. — Он ничего не изменит. Я не позволю этому случиться!»
