Мысли о сне мгновенно выветрились из моей головы. Удивленная поднятой темой, приподнялась и, усевшись на кровати, спросила:
— Почему?
— Мне имя нравится. Сильное. Лидерское. Характерное. Я многие варианты перебрал, но никакое другое так не подходит. Пусть оно определит судьбу сына?
Как ни странно, я об имени еще не задумывалась. А муж вот, подумал. И этот факт сказал мне лишь об одном: он все же думает о будущем нашего ребенка, переживает. Пусть и не показывает этого мне.
— Хорошо, а если… девочка? Волчица?
— У меня есть свой вариант, но в данном случае уступаю инициативу тебе, — подмигнул мне Андрей.
— М-м-м. — Я задумалась, прислушиваясь к себе: есть ли у меня конкретные пожелания? И неожиданно поняла, что да, есть. Если муж, думая об имени, желал видеть в сыне продолжение себя — сильного волка, то я… В дочке я бы хотела обрести поддержку для себя. Близкое по духу существо. Добрую, в чем-то даже мягкую. И имя должно быть под стать.
— Маша, Машенька.
Скосив глаза, посмотрела на мужа. Он выразительно качал головой:
— Так и знал, что ты что-то в этом роде предложишь, — и улыбнулся.
— А твой вариант? — Насупившись, я погладила уже прилично округлившийся животик.
Оборотни никаких УЗИ не признают, у нас своеобразное течение беременности. Но потому и ответа на главный вопрос приходится ждать до конца срока.
— Влада, — с извиняющимся видом развел руками муж.
— Фу-у. — Я поморщилась. — Не нравится.
— Я так и думал. — Андрей придвинулся ближе, прижавшись ухом к животику. Малыш уже активничал, давая папе возможность многое услышать и почувствовать. — Так что соглашусь с твоим вариантом.
— А ты бы кого хотел? — с опасением задала я вопрос. С учетом моей наследственности — эту тему мы затронули лишь в первый день по приезде и больше не поднимали, — он был двусмысленным.
— Мне без разницы. — Муж демократично обошел опасную тему. — Одно знаю точно: это будет зверь моего клана — белый волк или волчица.
А я снова вспомнила про теорию отца, про рецессивные гены, ставшие доминантными и закрепившие особенные характеристики за своими носителями. В стае белых — это альбинизм и особенная живучесть, у наследников изначальной семьи — раннее старение и слабость.
Что же проявится в нашем ребенке?
О многом сокровенном мы решились поговорить лишь какое-то время спустя. Поначалу очень страшно было нарушить удивительное ощущение мира и покоя, что окружало нас тут, в уединении. И этот страх сдерживал обоих. Тем более что нарушать было что — состояние счастливой гармонии удивительно легко пришло к нам, стоило напряженности, связанной с условиями договора, остаться в прошлом.
Мы проживали день за днем, посвящая их друг другу и необходимым житейским мелочам. Проблемами всего остального мира не интересовались. Пришло наше время! И оно оказалось удивительно тихим…
Избавившись от противоречий, устранив основную причину разногласий, мы выяснили, что способны сосуществовать очень гармонично. Опыт сожительства у нас уже был, чувств и терпения мы друг для друга не жалели, а любые шероховатости сглаживали страсть и потребность выразить свою нежность.
Впрочем, Добровольский был убежден — и не скрывал этого! — что мне жить с ним легко по причине его организованности и максимальной открытости, ведь он любит меня и старается все делать для меня. Но я — разумеется, не ставя мужа в известность! — знала, что причина нашей семейной совместимости в моей чуткости, рассудительности и способности идти на уступки в мелочах, настаивая только на чем-то жизненно для меня важном. А еще мы многому учились друг у друга, заботились друг о друге и даже шутили, поддевая в каких-то мелочах.
Наверное, причина в том, что мы оба любили и хотели одного — стать семьей, и ради этой цели готовы были изменять себя.
Наш дневной распорядок был прост. Долгое и ленивое пробуждение, шутливые препирательства, а порой и нечто гораздо более чувственное, совместный душ и завтрак. Причем Андрей помогал мне не только съедать его!
Затем мы отправлялись гулять. Расчищать наваливший за ночь вокруг домика снег — работал, конечно, Андрей, а я кидала в него снежками, от которых он умудрялся мастерски отмахиваться лопатой и уворачиваться! Кататься на «Буране», просто бродить в лесу по твердой корке наста. Часто перекидывались и давали своим волкам порезвиться на свободе. И охотились тоже. Если ленились готовить обед и ужин, проще было испытать радость волчьей охоты, насытившись добычей до завтрашнего дня.
Тем более что волками мы бегали до вечера, а то и до поздней ночи. Была у нас на этот случай и своя «звериная жилплощадь». Ведомые инстинктом, белый и бурая на своей территории сразу начали поиск места, где предстояло появиться на свет их детенышам. Или детенышу, что в нашем случае было
