Осень в Константинополе – одно из самых лучших времен года, которую можно сравнить лишь с весной. Тихо греет неяркое осеннее солнце. Его косые лучи пробиваются через кроны деревьев парка у дворца Долмабахче. Железная рука новых хозяев вымела с улиц древнего города весь мусор, оставив только добропорядочных граждан и усердных тружеников. Нет и в помине, толп нищих, бродяг и шаек уличных воров и мошенников, о которых мне в письмах так красочно живописал мой давний друг Джордж Бокер.
Порядок югороссы поддерживают идеальный. В центральных районах на каждом углу стоит полицейский, именуемый тут городовым, а по улицам прохаживаются патрули, в основном Национальной гвардии. А у самого дворца Долмабахче и армейские. Тоже своего рода Реконструкция, только со знаком плюс.
Как рассказал мне гостиничный портье, толстый усатый турок, через слово славивший Аллаха, а через два – адмирала Ларионова, относятся новые власти ко всем одинаково. Всякого рода ушлых личностей, аналогичных нашим «саквояжникам», югоросские власти тут же высылают обратно, в суровые объятия Российского правосудия. А тех, кто не является подданным Российской империи, судят по своим законам, довольно строгим. По словам портье, после захвата Константинополя сюда ломанулось немало разных подозрительных личностей. Но их очень быстро отловили, и кого отправили назад в Одессу, кого – еще подальше. А некоторых за нынешние и прошлые грехи повесили. Были ли среди них янки, сие моему информатору неведомо, но почему бы и нет. Реконструкция закончилась, а легкие деньги для таких типов – как стакан вина для пьяницы, за которым они готовы пойти хоть на край света. Было бы забавным увидеть кого-нибудь из моих старых недругов висящим в петле… Хотя, т-с-с-с, как намекал мне президент Дэвис, и для нашей бедной Южной Каролины все может перемениться, причем в самое ближайшее время.
А вот и мой старый университетский друг Джордж Бокер… Идет, задумчиво поглядывая по сторонам. Я знал, что он тоже здесь в Константинополе, но совсем не ожидал, что встречу его в первый же день. Узнав, что он съехал из гостиницы и в качестве гостя проживает в резиденции Долмабахче, я сегодня же, как джентльмен джентльмену, собирался послать ему свою визитку. Но случилось то, что случилось.
Увидев меня, Джордж с изяществом поздоровался со мной, приподняв цилиндр. Правда, всю эту викторианскую чопорность испортила широкая радостная улыбка моего бывшего однокашника.
– Билл, какая встреча! – сказал он мне. – Как я рад тебя видеть!
– Джордж, – ответил я, – мне тоже приятно встретить тебя здесь, за тысячи миль от дома! Сколько же лет мы не виделись? Кажется, в последний раз мы встречались на моей свадьбе?
– Да, Билл, помню, – сказал Джордж, увлекая меня к ближайшей свободной скамейке, во множестве расставленные вдоль парковой дорожки. – Ваше поместье, дом с колоннами, парк, табачные поля… А что ты делаешь в Константинополе?
Я вздохнул, усаживаясь поудобней:
– Поместье я за сущие гроши продал какому-то «саквояжнику», после чего уехал в Европу. С тех пор живу на свои сбережения в Париже. Точнее, жил, пока деньги не кончились. К счастью, мне предложили работу в константинопольском отделении одной из торговых фирм. Только сегодня приехал в Константинополь и сразу же встретил тебя…
На самом же деле я приехал по приглашению президента Дэвиса. Во время Войны Севера и Юга я бежал из северного плена вместе с Оливером Семмсом. Именно он откуда-то пронюхал, что я болтаюсь без дела в Париже, и пригласил меня в Константинополь. Телеграмма пришла буквально за два дня до того, как мне пришлось бы съезжать со своей квартиры. Как оказалось, уже здесь, после встречи с представителем президента Дэвиса, импортно- экспортное агентство «Рога и копыта» служили прикрытием для связи южного сопротивления и югоросской разведки. Эти парни взялись за янки всерьез и по-взрослому. Ознакомившись с масштабом грядущей операции, я понял, что возрожденная Конфедерация – вещь вполне реальная. Уж и не знаю, чем югороссам так насолили парни, которые сидят в Вашингтоне, но, кажется, скоро им будет невесело.
Немного посидев на скамейке, мы с Джорджем встали и не спеша прошли в небольшую турецкую кофейню рядом с парком, где я с удовольствием впервые в жизни попробовал крепкий черный турецкий кофе, который заказал для нас Джордж. Быть в Константинополе и не выпить турецкого кофе – это тоже своего рода извращение.
Когда нам принесли все что положено: кофейник, чашечки, два стакана и кувшин ледяной воды, Джордж продолжил свои расспросы:
– А как супруга, Билл, как ваши дети? – спросил он, осторожно прикасаясь губами к горячему и крепкому напитку.
– Да один я теперь, Джордж, – вздохнул я. – Оба сына погибли на войне, дочь вышла замуж, переехала в Джорджию, под Атланту, и там заживо сгорела вместе с поместьем, когда через их графство прошел этот людоед Шерман. А моей Александры не стало два года назад, после чего я и уехал в Европу. Будь она жива, она бы никогда не бросила нашей Южной Каролины, да и я тоже. Ведь это родина и моих, и ее предков, которые жили на той
