В целом воздушная война только разгоралась, и главным желанием уже слегка вошедшего во вкус старшего лейтенанта Щепкина было вернуться в свой полк и по мере сил воевать далее…
– Внутрь полезешь, летун? – спросил я пилота-найденыша. – Только смотри, у нас там тесно.
– Да не, я пока тут, – отмахнулся летун. – На свежем воздухе…
– Ну, как скажешь, – сказал я на это. – Тогда, если вдруг стрелять начнут, ховайся за башней или прыгай с машины и залегай в какую-нибудь ближайшую ямку…
– А мы разве не обратно? – удивился летун.
– Пока нет, – ответил я и передал по радио Кутузову: – Четыреста двадцатый, первая рота, давайте помаленьку вперед!
Наши танки медленно двинулись в прежнем направлении.
– Четыреста десятый, я Четыреста двадцать четвертый, – передал командир правофланговой, видимо, вышедшей чуть вперед остальных, машины сержант Торгоев. – Впереди вижу танки противника, дистанция три восемьсот!
Редкий лес перед нами потихоньку сходил на нет, и на тянувшемся за ними изрытом поле (на горизонте маячили невысокие строения какой-то местной бундесдеревеньки или бундесгородишки) я действительно рассмотрел в оптику идущие на нас танки противника. Темно-зеленые «Леопарды-1», «М-48» и покрытые трехцветным камуфляжем «М-60».
Их было штук тридцать, не меньше, «М-48», судя по окраске и крестам на броне, – бундесверовские, похоже, модернизированные путем установки длинноствольной 105-мм «леопардовской» пушки машины. Я прикинул – их, конечно, больше, но у нас-то танки будут получше. Вот только боезапас у нас уже явно неполный, да и неизвестно, что у них там дальше. Вдруг за этими тридцатью танками выползет еще штук сорок. Нет, инстинкт подсказывал, что все-таки лучше отойти на исходные…
– Первая рота, – передал я. – Оттянуться на исходные! В бой не ввязываемся!
– Четыреста тринадцатый! – передал я начштаба Шестакову. – Впереди нас, в трех – трех с половиной километрах за лесом, атакующий противник, силами не менее тридцати машин, мы отходим.
– Понял тебя, Четыреста десятый, – отозвался он.
– Я Девятьсот девяносто первый, – неожиданно возник в моих наушниках голос авианаводчика. – Четыреста десятый! Стойте на месте и обозначьте себя!
– Тетявкин?! – удивился я. – Вова, ты чего, кизданулся? Их же там втрое больше, чем нас!
Какое, на хрен, «стоять на месте»?!
– Товарищ майор! – заявил Тетявкин неожиданно твердо, практически командным голосом. – Пожалуйста, делайте, чего говорю!
– Как я, блин, должен обозначать себя?
– Дайте любые цветные ракеты в сторону противника! И немедленно!
– Первая рота, стоп! – приказал я и тут же добавил: – Немедленно выпустить по одной сигнальной ракете любого цвета в сторону противника!
Повторять, слава богу, не пришлось – над леском взвилось с десяток змеек от разноцветных ракет. Вроде пальнули, как просил, и что теперь?
– Девятьсот девяносто первый, – сообщил я далекому авианаводчику. – Сигнальные ракеты выпущены, что дальше?
– Сейчас, – ответил Тетявкин.
Ну-ну… Ждем-с… Между тем над нашими неподвижными танками провыла, стряхнув с деревьев листву, прилетевшая с запада, пока еще шальная, болванка. Сидевший на броне рядом с моим люком спасенный летун заметно сбледнул с лица.
– Не бзди, авиация, – успокоил я его. – Может, все-таки в люк залезешь?
– Н-н-не-ет… – ответил он, но как-то неуверенно.
В эту самую секунду прямо над нами в небе возник множественный рев реактивных двигателей. Над деревьями мелькнуло несколько силуэтов, похожих на уже знакомые нам «МиГ-23». Их пролет совпал с отрывистым – ф-ф-д-ды-дых, после которого земля за леском затряслась от многочисленных взрывов. «Т-72» вздрогнул, и меня слегка мотнуло в люке.
– «Двадцать седьмые», – сказал летун тоном знатока.
– Чего? – не понял я.
– «МиГ-27», – пояснил он. – Это они НАРами стукнули!
НАРами так НАРами… Я едва расслышал эти его слова – над нами мелькнуло еще несколько таких же силуэтов, и за лесом вновь ударило, громко и многократно. На сей раз еще сильнее – между деревьев заныли осколки, а впереди, там, где находились вражеские танки, поднялись до неба облака пламени.
– Это чего было? – удивился из своего люка Прибылов.
– Фугаски они сбросили или кассеты, похоже, вперемешку с напалмом, – пояснил летчик.
Если он не врал, то от натовских «коробочек» теперь должно было мало что остаться.