камзоле, обратился к лохматому.
– Арвин, прекрати!
Однако мальчишка как будто не слышал приказа барона и всё с тем же безумным упорством продолжал атаковать своего противника. Турин Эмельгем буркнул что-то ругательное себе под усы, схватил лохматого за ворот и оторвал от земли, будто бы это был какой-то кот. Арвин было замахнулся на барона, но Бык одним ловким движением вырвал из рук мальчишки палку и небрежно отбросил её прочь. Но и это не остановило его ретивости. Лохматый, брыкаясь и крутя головой, схватился за запястье барона и, подтянувшись, укусил его за руку. Турин Эмельгем вскрикнул, и рука его разжалась, открывая Арвину путь к отступлению. Пары мгновений хватило лохматому, чтобы скрыться из виду под всхлипывание побитого им соперника и бранные крики барона Эмельгема.
Виконт Альвер Эмельгем и пастуший сын Питис Вольт едва сдерживались, чтобы не расхохотаться вновь, но грозный взгляд барона заставил их умерить мальчишескую беспечность. Дядя Турин взмахнул рукой, которая уже стала алой от крови, и проговорил сквозь зубы:
– Совсем озверел, дикарь. Пора его уже к псарям отдать, негоже где попало шататься. Стыд и позор на голову моего брата, стыд и позор!
Он воздел руки к небу, как бы прося у Единого сил, а затем снова обратил свой взор на маленького виконта.
– А вам как не стыдно, ваше благородие! На ваших глазах оборванец избивает дворянина, а что же вы? Заливаетесь смехом да подтруниваете над ним? Доколе всё это продолжаться будет? Пора мне уже серьёзно поговорить с вашим папенькой, дабы он убрал своего бастарда подальше от двора.
– Арвин мой брат! – сделав шаг вперёд, проговорил Альвер. Брюн Эрнитор, мальчишка, которому досталось от лохматого, постанывал, держась то за голову, то за левую руку. – Почему отец должен отсылать его?
– Он побочный сын графа Эмельгема и какой-то кухарки, позорящий его честь и изо дня в день напоминающий ему о той поре, когда похоть взяла верх над здравым смыслом, – сурово проговорил дядя, нагнувшись поближе к племяннику и на виконта пахнуло кислым вином и вяленым мясом. – Брат тебе он лишь наполовину, Альвер.
– Пускай наполовину, – настаивал маленький дворянин. – Он умрёт за меня, если надо! Он так и сказал мне на прошлой неделе. Порезал ладонь и поклялся, что отдаст за меня жизнь.
Турин Эмельгем улыбнулся.
– Запомни одно, Альвер, – сказал Бык, – мы все отдадим за тебя жизнь. И я, и твой отец, и каждый из этих мальчишек. Ты – наследник дома Эмельгем, будущий граф Тиринборский. Тебе владеть Эшторном, управлять своими землями и наделами. Сейчас Арвин говорит, что отдаст за тебя всё, но он такой же юный и не видавший жизни мальчишка, как и ты. Чем старше мы становимся, тем большую ценность приобретает наша собственная жизнь, потому что мы влюбляемся в неё, понимаем её и открываем для себя что-то новое. Никогда не верь клятвам, но и не забывай их.
– Так вы не будете отсылать моего брата? – пропустив половину сказанного мимо ушей, спросил маленький виконт, покручивая в руке свой меч.
– Это решит граф Эстор, – правдиво ответил дядя Турин, заложив большие пальцы за широкий кожаный пояс, на котором виднелся его охотничий кинжал. – Пока же мне нужно повидаться с твоим отцом, Альвер. Я сделал семь лиг, загнав своего Брюзгу почти до смерти.
Маленький виконт невольно обернулся, глядя как конюх стреножит дядину лошадь. Брюзга был под стать своему хозяину – крупный, но с дурным нравом, однако выносливостью этот конь славился среди знати Тиринбора.
– Заячья тропа не самое лучшее место для путешествий в середине осени, – продолжил Бык, призадумавшись о чём-то на мгновение. Затем он снова посмотрел на Альвера, потрепал его своей огромной ладонью за волосы и отправился в замок.
Турин Эмельгем неспешно переваливался с одной ноги на другую, слушая как приятно хрустят его сапоги при каждом шаге. Он оглядел внутренний двор замка Сизый Дол, по которому уже успел порядком соскучиться. Дети снова сошлись в бою и снова разлетелся по замку стук деревянных орудий, вдохновлённые выкрики и карканье недовольных ворон. Подходил к концу десятый день месяца Лунопада, разделявшего осень на две половины. Луна по ночам светила особенно ярко, как будто становясь ближе и всякий, кто имел возможность лицезреть её в столь интимной фазе, несомненно впечатлялся на весь следующий день. Ветры уже изредка бывали достаточно прохладными, а листва на деревьях сплошь и рядом теперь окрасилась в жёлтый цвет.
Барон Турин Эмельгем вошёл под своды родового замка своего брата, оказавшись в просторном тёмном холле. Здесь было тихо и сыро, лишь изредка на стенах поигрывал огонёк в факелах. Пахло собаками, коими всегда полнились дома местной знати, любителей охоты. Чучела лосей, волков и кабанов укоризненно таращились своими глазами-бусинками на всех проходящих по коридору. Замок Сизый Дол был небольшим, однако имел богатую историю, будучи выстроенным, как резиденция первых князей из дома Легилль. Позже, когда Тиринбор был пожалован графу по фамилии Брусторс, в 996 году Эпохи Единения, Сизый Дол стал вотчиной новоиспечённого дворянского дома. Однако всё меняется, и вот уже во втором поколении Сизым Долом владел род Эмельгем, основатель которого, Торвин «Бравый», сверг Кровавого Графа и провозгласил себя владетелем Тиринбора. Сын Торвина – Эстор по прозвищу Миролюбец, учтиво и дальновидно правил своими землями.
Турин Эмельгем миновал основной коридор замка, попав к развилке, которая предлагала посетителям пути к Праздной Зале, где обыкновенно знать Тиринбора отмечала значимые события, к помещениям для черни (кухня, спальни, оружейная, подвалы), к курильням и винным комнатам, а также на второй этаж замка, который целиком принадлежал дому Эмельгем. Туда-то и отправился барон Турин, легко, будто шестнадцатилетний юнец, взбираясь по крутой
