– Быть не может…
Договорить Марцин не успевает. Девочка поспешно хватает черную пешку и прижимает ее к груди.
Окно распахивается настежь…
– …Мы видели, Каролинка. Ты старалась. Ты очень старалась, ты не виновата, что у тебя не вышло. Ты хорошо играла.
– Я холосо! Холосо иглала! Там злого дядьки не было. Ой, лыцал!.. добленький!.. и лосадка…
– Вот оно как… – поджал сухие губы Джакомо. – Просто играла. Ну, что от ребенка требовать…
– Хоцу лосадку! Хоцу к лыцалу!..
– Двадцать лет! – как в бреду шептал Марцин, с ужасом глядя на готовую разреветься девочку. – Будь она хоть чуть постарше… Господи, почти двадцать лет!
– Чего бухтишь, мажонок?
– Двадцать лет! Она перенеслась на два десятка лет назад! Сама! Она сделала это сама! – Глаза юноши лихорадочно блестели. – У нее дар! Боже милосердный, такая сила…
– Ну и толку с той силы? Зигфриду все как с гуся вода…
– Может, у князя Рацимира получится? Или еще у кого? Надо пытаться! Надо что-то делать! – Однако в словах Марцина не было прежней уверенности. – Сквожина, попробуйте вы?!
На доске оставалась одна-единственная красная пешка.
Женщина презрительно скосилась на игру.
– Я? Да нешто я пальцем делана?!
– Тс-с-с! – отчаянно зашипел вдруг Ендрих, и все разом примолкли.
Наверху послышались отчетливые, уверенные шаги. Заскрипели доски.
Джакомо, не дожидаясь указаний атамана, извлек из отверстия тряпичную затычку.
– …пьянствуем, значит?..
Голос пришельца – тихий, вкрадчивый, многообещающий – не сулил отдыхавшим в корчме майнцам ничего хорошего.
– Никак нет, господин барон! Разрешите доложить: мы всю ночь преследовали вражеский отряд. Теперь ждем подхода основных сил его светлости. Мои люди нуждались в отдыхе…
– Через пять минут здесь будет лично его светлость Зигфрид фон Майнц. Извольте заново обыскать корчму. Сверху донизу! Шкуру спущу! Если опять
