Тем временем ворг завершил отряхиваться и поднялся. Он глянул на испорченный рукав и скривился.
– Всегда не любил рубахи, – сказал полузверь, качая головой. – Бестолковая одежда. И так приходится вечно за штанами гоняться, так еще и эта тряпка.
Он вывернул локоть и глянул на порезанное плечо. Нос ворга шевельнулся, словно по запаху может определить тяжесть раны, кто нанес и что с ней делать. Затем лизнул медвежьим языком и деловито щелкнул зубами.
– А… ерунда. Затянется как на собаке. Или волке. Или медведе.
Закончив с собой, ворг обратил внимание на эльфов, которые недобро косятся на него. У одной глаза, словно расплавленный янтарь, светятся и делают похожей на сову или кошку. У другого хоть и не светятся, но во взгляде металл. Рыжий ранен, но не беззащитен.
Серая склонилась над ним, как орлица над орленком, и бросает хищные взгляды на ворга.
– Не знаю, что это было, – произнесла Каонэль, повернувшись к страннику, – но тебе придется отдыхать, пока рана не затянется. Была бы у меня уртикания, это трава такая, мигом бы все залечили. Но ее нет, так что придется ждать.
Ворг одарил эльфов ироничным взглядом и отошел подальше, чтоб не провоцировать новый конфликт. К остроухим он относился ровно, учитывая, что это первые эльфы, которых случилось увидеть. Полузверь слышал, что они высокомерные, чопорные и благородные. Только эти совсем не тянут ни на чопорных, ни тем более на благородных. Высокомерные – возможно, но таких тоже не встречал, и сравнивать не с чем.
Когда Лотер шагнул в траву, чтобы скрыться за деревьями, повеял легкий ветерок. Точно такой же, какой предвещал бурю. Ворг оглянулся на эльфов, те притихли и с тревогой смотрят в небо.
Ветерок подул еще раз из середины поляны. Раздался тихий звон, словно десяток ледяных частиц сталкиваются между собой, создавая странную музыку. Ворг попятился и остановился, лишь когда уперся спиной в дерево, чудом выстоявшее перед натиском ветра.
Звук нарастал, до тех пор пока не превратился в грохот, потом неожиданно замолк. В этот же момент в середине поляны закружился вихрь, раскидывая в стороны снежные крупинки. Затем резко рванулся вверх, внизу остался высокий старик с длинной седеющей бородой.
На старике широкая коричневая мантия с капюшоном, в левой руке посох со сверкающей верхушкой. Лицо вроде с морщинами, но такими незначительными, что возраст добавляет лишь борода.
Из-под бровей смотрят белесые глаза, которые по определению должны быть слепыми. Когда ворг сделал шаг навстречу незнакомцу, они почернели, суровый взгляд остановился на путниках.
– Ты еще кто такой? – спросил Лотер, принимая боевую стойку.
Старик посмотрел на него так, словно малое дитя замахнулось погремушкой. Затем перевел взгляд на эльфов. Те неподвижно сидят и нервно хлопают ресницами.
В темноте белый набалдашник посоха превращает тени в нечто жуткое и вытянутое. Нос Варды кажется заостренным, под глазами нарисовались темные круги. Но взгляд решительный и опасный.
Каонэль несколько секунд приглядывалась к старику, щурилась, подергивая ушами. Желтые глаза светятся, словно адуляры солнечных эльфов. Губы сомкнуты, пальцы застыли на антрацитовой рукояти.
Неожиданно она вскочила и с рычанием кинулась к незнакомцу.
– Ты! – прокричала она, перепрыгивая земляную кучу. – Я узнала! Узнала тебя, обманщик!
Старик, не глядя, поднял посох. Эльфийка, стукнувшись лбом о невидимую стену, упала на пятую точку. Взревев от обиды, она поджала ноги, чтобы вскочить с места, но старик вскинул ладонь и проговорил таким тоном, что она застыла:
– Не так быстро.
Варда бросил непонимающий взгляд на серую и снова попытался встать. Если боль и доставляла ему неудобства, то об этом никто не узнал. Когда рыжий зашевелился, незнакомец повелительно глянул на него. Варда натужно выдохнул, но остался сидеть, уперевшись спиной в дерево.
– Ты его знаешь? – спросил он, хмуря брови.
Каонэль потерла ушибленный лоб и вытянула из-под себя край плаща, который при падении неудачно лег и впился застежкой в шею.
Она нервно дернула ушами.
– Знаю? – выпалила она. – Да из-за этого проходимца мы три дня ломились сквозь троллей и утопленниц. Гнусный лгун! Если не хотел, мог бы и не говорить ничего. Зачем надо было врать про Талисман? Еще и на моей беде сыграл.
На последнем слове голос эльфийки дрогнул. Она зашипела, злясь на себя за неуместный прилив чувств, и отвернулась, уткнувшись губами в плечо.
Старик выслушал ее тираду с холодным лицом. Темнота за его спиной словно уплотнилась, превратившись в огромное бесформенное существо, готовое в любой момент напасть. Лишь свет кристаллического набалдашника рассеивает мрак, играя тенями на щеках незнакомца.
В глубине деревьев громко ухнул филин, напуганный снежной кутерьмой в обычно теплом лесу. Затем послышалось стрекотание ночных козявок, из травы повысовывались светлячки. Радуясь неожиданному освобождению, они один за другим стали подниматься вверх, мерцая зелеными брюшками. Лес
