невозмутимо сжала в ладони ножку.
Тарнат удивленно посмотрел на эльфийку. Он прикоснулся пальцем к поджаренной шкурке, но отдернул руку.
– Жжется ведь! – воскликнул он.
На лице Каонэль не дрогнул ни один мускул, она спокойно переложила дымящийся кусок в другую ладонь и кивнула.
– Да, жжется, – согласилась эльфийка и вгрызлась в розовое мясо.
Гном все еще удивленно смотрел, как серая жадно поглощает горячую ножку. Мелкинд со знающим видом поправил амулеты на груди и ткнул палочкой поджаренную корочку.
– Эльфы, – проговорил он значительно, – умеют терпеть боль. Любую боль. Так?
– Угу, – промычала Каонэль сквозь набитые щеки.
Виллейн продолжил.
– Но ты права. Жив ли ворг со своим осколком?
Эльфийка неприлично быстро дожевала остатки перепелиной ножки, уши приподнялись, лицо расслабилось. Под внимательными взглядами она облизала жирные пальцы и вытерла остатки о редкую травку под ногами. Затем поправила волосы и проговорила, кивая в сторону берега:
– Очень даже жив. А осколок из рук вообще не выпускал. Я даже удивилась, как у него пальцы не онемели.
– А сейчас где? – недоверчиво поинтересовался мелкинд.
Каонэль оглянулась и посмотрела в сторону, где высадился ворг, и проговорила:
– Решает неотложные дела.
Виллейн открыл рот, видимо, чтобы поинтересоваться, какие дела могут быть важнее Талисмана и Цитадели, но серая тревожно завертела головой, подергивая ушами.
– Вам не кажется, что слишком большой толпой сидите?
Тарнат наконец пришел в себя от неожиданного воскрешения эльфийки, которая к тому же со спокойным лицом схватилась за горячую дичь и съела, даже не спросив разрешения. Он переложил кувалду на колени, словно собирался сыграть на ней, как на гуслях, и погладил короткую бороду.
– Так мы нарочно так разбились, – сообщил он и махнул рукой в сторону. – Погляди, восседаем каждый в своем уделе, дабы нечисть всякая не наведывалась.
Эльфийка поглядела вокруг. За поваленными деревьями сразу не заметно, но на приличном расстоянии друг от друга расположились огр, Страг, гоблин и все остальные.
Она прислушалась. Где-то в ветках крон пряталась гарпия, благодаря которой их с воргом удалось вызволить с проклятого острова.
Рядом с костром прямо в камне обнаружила глубокую яму с водой. Слишком чистой, чтобы быть морской. Каонэль задумчиво сдвинула брови, догадываясь, какой тут был ливень, если удалось наполнить дыру.
Словно вспомнив о чем-то, эльфийка всплеснула руками и проговорила:
– Там же на берегу Селина! Просила прислать тролля. Уж не знаю, что у вас тут за сговоры. Но если что-то недоброе – воргу и Теонарду не понравится. Кстати, где он? В поломанной роще его вроде не видно.
Тролль медленно повернул голову и посмотрел на серую так, будто только сейчас увидел. Голубые глаза-камни искрятся в свете костра и одновременно отражают солнечные лучи. Кажется, внутри головы полыхает огонь и испускает сияние сквозь глаза.
Его каменная туша качнулась, словно ожившая гора. Послышался утробный рокот. Он поджал ноги и поднялся, словно просто перетек из положения сидя в положение стоя. Затем повернулся на месте и, гулко топая, направился к расщелине.
Каонэль таращилась на удаляющуюся спину гиганта. По лицу видно: хочет что-то спросить, но не поймет, надо ли. Спустя несколько секунд сомнений она повернулась обратно к костру и проговорила:
– Ну, так где Теонард?
Мелкинд недовольно скривился и перевернул палочкой полено. Костер пыхнул искрами, бревна затрещали, огненная пыль поднялась в воздух и быстро осела на тушки перепелок.
– Да откуда мы знаем? – произнес Виллейн обиженно. – Ходил где-то, может, спит под деревом. Или, что скорее всего, кормит своих птиц. У него, похоже, с этим что-то не то.
– А чего Цитадель не строите? – не унималась эльфийка.
Гном возмущенно выдохнул:
– Ишь какая. Думаешь, коли спаслась, командовать можешь? Мы, ежели хочешь знать, тоже ненастье перетерпели. Знаешь, как тут все сверкало и грохотало? И волны вздымались, поболе той, что тебя в пучину утащила. Больно умная ты, эльфийка.
Каонэль сдвинула брови и поднялась.
– Может, и умная, – бросила она. – Нас слишком много тут с осколками. Чую, что-то будет. Затылок пока не горит, но чутье меня еще никогда не