Но тогда… Кэйлик?
Подозрения неприятно холодили душу, но поверить в это не получалось.
Отец мучительно метался между мной и воспитанницей, не зная, кого утешать. Я не плакала, вообще вела себя спокойно и немного отрешенно, и все равно он искренне переживал.
В итоге на первый раз решил ограничиться предупреждением.
— Так и быть, верю. — Слова были обращены к Хельме. — Но если узнаю, что это ты… никогда не прощу.
Пустячная угроза, но подействовала лучше пощечины. Хельма затряслась еще сильнее и выбежала вон.
Ну и что тут думать?
На следующую ночь состоялось второе дополнительное занятие с Айзеком. Я всегда неплохо умела договариваться с собой, но в этот раз собраться с духом и прийти к нему в студию оказалось еще труднее, чем в первый.
Сейчас опять будет угрожать, измываться и давить психологически… Ненавижу!
Никогда в своей жизни никого не ненавидела, а его — всем сердцем! Наверное, даже больше, чем Крейстона.
Когда я вошла в круглую студию, за столом перед Айзеком сидела высокая светловолосая четверокурсница, из тех, что тяготели к его предмету. Айзек, как хороший преподаватель, давал ей какие-то советы. Я не сильно вслушивалась, но, кажется, речь шла о танце, способном вогнать зрителя в транс и на время сделать его послушным воле адептки лунного света.
Я невольно поежилась. Жуть!
Их беседа продлилась еще несколько минут, после чего девушка вежливо попрощалась и ушла, а господин Адерс переключил свое внимание на меня.
— Поздравляю, теперь наши особые занятия стали официальными. Мариам разработала для тебя индивидуальную программу, в которую включила и их.
Сдержать горестный стон я не смогла. Это не закончится никогда!
И отвертеться теперь уже точно не выйдет.
— Садись ближе. — Тем временем Айзек вошел во вкус и собственноручно придвинул один из стульев к своему столу.
Готова поклясться, он прекрасно видит, насколько мне неприятен, и получает от этого какое-то извращенное удовольствие.
— Мне и здесь хорошо.
Но попытка сопротивляться была встречена снисходительной улыбкой.
— Сегодня будешь опять угадывать жуков. — Преподаватель обосновал необходимость находиться рядом. — Лучше это делать с близкого расстояния.
Пришлось перебираться.
Первую половину занятия мы занимались тем, о чем он и говорил. На этот раз не все жуки были ценные, только мой. Я положила его на стол перед Айзеком… а секунду спустя лапки скарабея пришли в движение. Жук словно ожил и снова посветлел, стал серебряным. Приподняв светлую бровь, Айзек какое-то время наблюдал за ним, а потом с удивлением в голосе отметил:
— Это потому, что ты отчасти метаморф. Магия, заложенная в жука, чувствует тебя и поддается влиянию.
Как надо реагировать, я не знала, поэтому просто кивнула.
Скомандовав мне закрыть глаза, Айзек создал еще нескольких иллюзорных жуков и изменил единственного настоящего. Мне предстояло вычислить своего. И так — бесчисленное количество раз. Время, которое мне требовалось на то, чтобы справиться с заданием, постепенно сокращалось, а число скарабеев, наоборот, возрастало. В последний раз их было четырнадцать.
Ошибки не было ни одной.
Даже невзирая на отвлекающие факторы в виде дыхания Айзека, которое согревало мне щеку, или попытки мужчины как бы случайно придвинуться ближе и коснуться моей руки, я справилась. Нужный жук, несмотря на любые иллюзии, если хорошенько присмотреться, всегда показывал мне свои сапфиры. Даже когда Айзек превратил всех магических насекомых в тусклых ночных бабочек.
Преподаватель довольно щурился, постепенно усложняя задание, а я старалась незаметно отодвинуться подальше от него. Не выношу, когда без спроса пытаются просочиться в мое личное пространство.
— У тебя неплохо получается, — наконец отметил Айзек.
— Если бы эта похвала исходила от кого-то другого, я бы поблагодарила, — честно призналась я.
Чувства были смешанные. С одной стороны, я не могла не радоваться своим успехам, но с другой… Лучше бы ничего не было! Ведь именно из-за способностей метаморфа и проявителя в одном флаконе меня собираются использовать представители элиты разных частей города. И кто лучше, Крейстон или Мариам, определить я затруднялась.
Так, может, имело смысл притвориться бестолочью и неумехой?
