И это помогало. Помогало слабо, едва-едва, но все же очищало разум от затхлой пыли, унимало скачку мыслей, и даже Нессель, молчаливая и застывшая, как ледяной обломок в холодной реке, кажется, слушая их, оттаивала, возвращаясь с грани безумия обратно, в явь, гибнущую, содрогающуюся, но реальную, вещественную, человеческую…
– Возможно, – тихо и по-прежнему хрипло отозвалась ведьма, и Ван Ален выругался – громко, грязно, с чувством, больше, кажется, для того, чтобы этим вогнать себя обратно в реальность, как пинком, вернуть разум и мысли в человеческий тварный мир, в котором все так просто и понятно: враг, друг, он сам и грядущая битва…
Курт не успел ему ответить или поддержать сказанное Нессель – сквозь скрип и треск камня, сквозь далекий свист ветра и грохот вдруг донесся звук, источник и природу которого он даже не смог определить сразу. Едва слышный и вместе с тем отчетливый не то стон, не то далекий крик, словно вздыбившаяся земля и помутневшие небеса вдруг зарыдали – приглушенно, сдавленно, как плачет женщина в подушку украдкой, стараясь не быть услышанной. Звук несся от собора, постепенно будто расползаясь, обрываясь и нарастая с новой силой, разбиваясь на осколки, разлетаясь клочьями…
– Люди, – пробормотал Ван Ален тихо и напряженно. – Это кричат люди…
– Не могу их осуждать, – также едва слышно отозвался Курт и, глубоко переведя дыхание, осторожно приподнялся, выглянув из-за руин, служивших им убежищем.
Исполненного очей посланника смерти видно не было, и черный вихрь над собором исчез, растворившись в небе и пропитав его собою; вокруг не было ни души, но издалека все отчетливей слышались людские крики – исполненные непередаваемого, нечеловеческого ужаса…
За полуразвалившейся стеной дома в дальней оконечности улицы мелькнула темная тень, и Курт вскинул арбалет, почувствовав, как неприятно свело пальцы и натянутой веревкой напрягся каждый нерв.
– Что? – сиплым шепотом уточнил Ван Ален, пристроившись со своим арбалетом рядом.
Курт дернул плечом, не ответив; некстати подумалось о том, что, если хотя бы часть службы Кристиана Хальса была похожа на его собственную, нет ничего удивительного в том, что он не стал наседать на Гайера за ненамеренное убийство двоих горожан. Шанс пригвоздить в подобных ситуациях ни в чем не повинного человека, бегущего от опасности, был не просто велик – близился к неизбежному…
– Никого, – констатировал охотник.
Курт не ответил, собираясь с силами, понимая, что надо сказать то, что говорить не хотелось, а потом сделать то, что ни один человек в своем уме делать бы не стал, не должен бы делать…
– Вперед, – выговорили губы сами собой, и Ван Ален кивнул, так же нехотя отозвавшись:
– Пойду первым. Береги свою ведьму и смотри по сторонам.
Он отозвался таким же коротким кивком и, перехватив арбалет в левую руку, потянул Нессель за плечо. Та тяжело поднялась, нескладно, будто кукла, придерживая подол своего некогда белого платья, и с тоской бросила взгляд в небо, тут же отведя взгляд.
– Видишь ее? – не оборачиваясь к ведьме, спросил Курт, и та качнула головой, отозвавшись едва слышно:
– Больше нет. Ее больше нет. Она не нужна.
– Конечно не нужна, тварь накормлена и разбужена, – зло подтвердил Ван Ален и, выдохнув, решительно поднялся. – Я пошел.
Курт двинулся следом за охотником, по мере приближения к собору все более отчетливо слыша, как кричат вдалеке люди. Кто-то уже совершенно нечеловечески ревел – громко, надрывно, не прерываясь, кажется, даже для того, чтобы набрать воздуха, кто-то вскрикивал и умолкал, кто-то визжал, и от того, что крики не становились громче, а, напротив, делались все тише и реже, становилось холодно…
Горожанин в пыльной порванной одежде выскочил из-за угла одного из домов так неожиданно, что палец едва не сжался сам собою, послав стрелу вперед. Бамбержец свернул в сторону, огибая встречных людей по уходящей в сторону улице, но это явно не было желанием избежать с ними встречи; на майстера инквизитора с компанией он не обратил внимания и по сторонам не смотрел вовсе – просто бежал, петляя, спотыкаясь, падая, поднимаясь и устремляясь вперед снова, громко и нечленораздельно подвывая, точно раненый пес. Мгновение Курт колебался, решая, стоит ли настигнуть его, остановить, расспросить, но решил остаться на месте: разделяться, как верно заметил охотник, сейчас не стоило, да и вряд ли, судя по его виду, беглец мог ответить что-то внятное…
Ван Ален проводил его хмурым взглядом и, сжав пальцы на прикладе, двинулся вперед снова. Охотник вслушивался в доносящиеся от собора звуки, все более мрачнея, и Курт был уверен, что думает истребитель нечисти о том же, о чем и он сам. Вряд ли все более редкие и почти уже стихшие крики говорят о том, что люди разбежались, затаившись в безопасных местах.
– Черт… – проронил Ван Ален тихо, внезапно остановившись; Курт сделал шаг вперед, выглянув из-за его плеча.
Бойцы, прибывшие вместе с Райзе, были тут – их тела лежали на утоптанной земле, покрытой каменной крошкой и обломками дома с обвалившейся крышей; лежали вповалку, изломанным смятым ворохом, будто перед смертью все они сгрудились подле чего-то – чего-то, что превратило обученных вооруженных людей в подобие скомканных тряпичных кукол. Земля, плотная, как камень, была взрыта, точно вокруг группки бойцов плясала пара тяжелых боевых жеребцов, сказочных, неправдоподобных, чьи массивные копыта были, казалось, даже не из закаленной стали, а из какого-то неведомого металла, способного пробить и гранит…
