По ту сторону дерева, так же молча и недвижимо, застыли шестеро с самострелами, и Курт ни на минуту не сомневался в том, что за их спинами в лесных зарослях так же затаились десятка два вояк, оберегающих путь тех, кто вот-вот должен был появиться здесь.
– Снова опоздали, – недовольно заметил Фридрих, спешившись. – Даже не знаю, что в связи с этим заподозрить – подчеркнутое неуважение и намек на скорое недоброе развитие событий или их же собственное смятение.
– Скорее страх, – возразил Курт. – Почти уверен, что они прибывают раньше и еще долго осматриваются, убеждаясь в том, что на них не устроили засаду. Мы всегда подозреваем других в том, чем грешим сами… Но на встречи они все же приходят, стало быть, все еще верят в то, что вы стремитесь и впрямь разрешить ситуацию, и я бы сказал – это verba honorifica[129] вашей репутации. Правда, как они ею воспользуются – во зло или благо, – вот это вопрос.
Наследник едва заметно поморщился и, распрямившись, всмотрелся в приближающихся людей, возникших по ту сторону поляны.
– Да и опоздали они ненамного, – договорил Курт.
– Все старые знакомые, – тихо заметил фон Тирфельдер. – Меня от этих лиц и одних и тех же разговоров уже мутит…
– Не вы ли вчера призывали меня к терпению, фон Тирфельдер? – хмыкнул Фридрих, и тот тускло усмехнулся в ответ:
– И сейчас призову, Ваше Высочество. Вот когда терпение лопнет даже у вас – это будет значить, что дело и вправду дрянь.
Фридрих вновь не ответил, лишь вздохнул, исподволь переглянувшись с майстером инквизитором, и, судя по его тоскливому взгляду, возразить своему адъютору наследнику было нечем.
Навстречу явившимся он двинулся неспешно, словно отмеряя каждый шаг, и остановился по эту сторону поваленного дерева одновременно с ними. Никто не сказал ни слова, обойдясь весьма вольными приветственными кивками, и лишь тогда один из переговорщиков довольно необходительно ткнул пальцем в сторону Курта.
– Что здесь поделывает инквизитор? – хмуро спросил он, и морщинистые сухие губы собрались неприятной складкой, похожей на засохшую рану. – Я хочу верить, что это не указывает на дурное к нам?
Шильбах. Если верить описанию, данному наследником перед этой встречей, – это Карл Шильбах, ландамтманн Ури, орта, где был убит наместник. Пренеприятный тип, по определению все того же наследника…
Их было шестеро – ландамтманн и фельдхауптманн от каждого из трех ортов. Как расценивать то, что они согласились de facto обсуждать возможность уступок за спинами прочих участников переговоров, Курт еще не решил. Это могло и вовсе ничего не значить, и означать готовность к этим уступкам, и говорить о решимости начать войну хоть завтра, попытавшись за время бесед с баварским герцогом вытянуть из него какие-то намеки на его слабые места…
– Нет, к вам у Конгрегации претензий не имеется, – сдержанно отозвался Фридрих. – Прежде чем продолжить, я хотел бы сказать, что рад вас снова видеть.
– Отчего-то есть в этом сомнения, – скептически заметил стоящий чуть поодаль фельдхауптманн, и наследник сухо улыбнулся:
– Я рад видеть вас
Фельдхауптманн едва заметно кивнул, явно давая понять, что оценил дипломатичность и мирный настрой, за что удостоился косых взглядов соотечественников. Он вообще смотрелся чуждо на этом собрании мужей; чуть более вольная поза, чуть менее напряженный тон, чуть более открытый взгляд… Словно и не война дышит в затылок, словно не враг стоит по ту сторону черты; на наследника фельдхауптманн поглядывал с интересом, оценивающе, как смотрят на противника в шахматной баталии – без враждебности, но с готовностью в любой момент вступить в бой.
Йост Штайнмар, фельдхауптманн Швица.
Не заметить, что он был куда моложе своих спутников, да и самого майстера инквизитора, было невозможно, и, не опиши наследник заранее каждого из ожидаемых гостей, Курт даже усомнился бы в том, что человеку в таких летах вообще кто-то мог доверить предводительство войска целого орта. Впрочем, его избрание могло быть и вынужденным, как в случае с самим Фридрихом, и временным – обусловленным вероятной войной, и чем больше Курт наблюдал за ним, тем все более убеждался в своем предположении. С первой же фразы нельзя было не заметить, что не слишком популярный за пределами центральной части Империи хохдойч Штайнмар выдавал довольно легко и почти привычно, чего нельзя было сказать о натужном говоре его собратьев. Фельдхауптманн говорил с заметным акцентом, но, тем не менее, как человек, много времени проживший в вынужденном общении именно на этом языке. Бывал в Германии? Учился там, работал, служил?.. Возможно, служил; гельветов многие ценят как бойцов… И вполне вероятно – за то теперь и избрали фельдхауптманном – в качестве знатока противника…
– Итак, – продолжил Фридрих, – хотел бы представить вам человека, ставшего внезапным участником этих переговоров. Это Курт Гессе, следователь Конгрегации первого ранга. Полагаю, одного имени уже достаточно для того, чтобы всем стало понятно: его присутствие – не блажь и не случайность.
Взгляды сместились на Курта, его разглядывали в упор, не скрывая любопытства, враждебности, настороженности – всего того привычного спектра чувств, которые он с удовольствием бы, как и прежде, проигнорировал, не завись от них столь многое в этот раз.
– Но, – продолжал Фридрих, словно не заметив возникшего напряженного молчания, – к его делу мы перейдем позже. А пока я хотел бы вернуться к тому, ради чего мы здесь, и к моим предложениям.
