предположительно часть брони, причём вогнутую, в которой я заметил скопившуюся дождевую воду.
Слабость у меня была сильная, но трезвости рассудка я не терял, и мысли были довольно чистыми. Прохромав к этому импровизированному тазику, я встал на колени и, продолжая зажимать одной рукой рану на боку, другой, не пострадавшей, осторожно зачерпнул воды ладошкой и языком попробовал её на вкус. Вроде обычная вода. Никаких примесей я не почувствовал. Судя по следам, тут после дождей часто появлялась и испарялась вода – остались контуры на металле, так что я зачерпнул больше и сделал глоток, давая живительную влагу своему обезвоженному организму. После этого я осторожно промыл водой раны и поднявшись с колен, продолжая хромать изрезанными на мусоре подошвами. Зашёл внутрь привлёкшего моё внимание аппарата, благо открытый проём находился на высоте полуметра, на последних силах прошёл вглубь, запнулся о что-то, напоминающее полиэтилен, и упал. На ощупь завернувшись в него, я почти мгновенно уснул. Сознание погасло, как вырубили. Видимо, организм отдал все силы на этот переход.
Утро меня встретило неласково, болело всё, что можно. Но это меня только радовало. Жив, и это главное. Вчера я ушёл от того места, где впервые пришёл в сознание, метров на четыреста, дальше уйти просто сил не было, и если кто-то захочет меня найти, то по следам крови от изрезанных ног это будет сделать нетрудно, поэтому вся моя сущность кричала: нужно менять временное убежище и искать лучше.
– Да и попить не помешает, – прохрипел я, с трудом ворочая распухшим языком.
Вот ещё одна странность. С координацией движений я справился быстро и шагал достаточно ловко по мере крохотных сил, то есть с телом освоился, благо опыт есть, но то, что за всё время, будучи в сознании, я так и не обратил внимания, что и строение зубов и челюсти другое, то есть непривычное мне, – вот это был казус. Вон я даже не заговорил ни разу для пробы, только одна мысль была в голове: уйти подальше. А заговорить только сейчас попробовал. Что ж, не голос, а карканье какое-то.
Открыв глаза, я облегчённо убедился, что всё ещё в детском теле и реальность настоящая. Да и боль это подтверждала. К тому же выяснилось, что у меня ещё и синяки по всему телу. Вон у левого колена вообще гематома на полноги. Вчера не чувствовал, но сегодня это вовсю болело.
Шурша полиэтиленом, с кряхтеньем я встал и с интересом осмотрелся, осторожно крутя тяжёлой головой.
Вчера, пока я шёл этими железными катакомбами, двигался больше на автопилоте, мало обращая внимание на действительность. Сейчас же, несмотря на продолжавшуюся слабость, осмотрелся не только с интересом, но и с некоторой настороженностью. Мало ли тут всяких ушлёпков.
Судя по проникающим внутрь аппарата лучам солнца, снаружи явно был день. Да и пустой живот это подтверждал – я явно пролежал здесь сутки, так как в прошлое своё пребывание в сознании голода не чувствовал. Как бы то ни было, снаружи было светло, и через проёмы в помещение или, вернее, отсек неизвестного мне судна проникал свет, позволяя осмотреться. Что тут говорить, ветер закидал внутрь песок и мусор, в основном то, что было лёгким, типа пакетов и других подобных материалов, поэтому полиэтилен, в который я заворачивался, сразу привлёк моё внимание.
Он был тяжёл, значит, его сюда принесли, и он был полузасыпан. С трудом нагнувшись, я смог выдернуть его из-под слоя песка. Надежда не оправдалась, тайника там не было. Завернувшись в полиэтилен – кусок был небольшим, но мне хватило с лихвой, – я вышел, даже, скорее, выковылял наружу и, подойдя к железке с водой, снова попил, после чего, осматриваясь, двинулся дальше. Нужно было сменить убежище, мало ли. Привычка жить в одиночку и мало показываться на людях была у меня в крови. Да и в профессии прошлой жизни она пригодилась. В прошлой жизни в течение двадцати трёх лет я был наёмным убийцей экстра-класса, работая по всему голубому шарику, что назывался Земля.
Далеко я не ушёл, буквально через сто метров наткнулся на тропинку, которая и вывела на эту улицу, которую в данный момент насторожённо осматривал. Вроде никого нет. Мне требовалось перебраться на другую сторону улицы. Потому что в той стороне, куда я направлялся, были отчётливо видны три столба дыма, уходившие вверх. Ветра сегодня не чувствовалось, поэтому столбы были прямые. Только уже на высоте, изгибаясь, уходили в сторону.
Убедившись, что улица пуста, я осторожно перебрался через какой-то остов и скатился на землю по покатому боку. Но, к сожалению, зацепился полиэтиленом за какой-то выступ и снова остался нагишом, причём упал на ноги и, не удержавшись, на задницу. Больно.
В это время я услышал приближающийся незнакомый свист, это придало мне сил встать и дёрнуть за край полиэтилена, содрать его с подлой закорючки. Убежать я не успел, да и сил уже не осталось. Буквально в паре шагов от меня завис в метре от земли какой-то летательный аппарат. Не знаю, на антиграве или другой фигне, но похоже. В открытой кабине сидели двое и с удивлением смотрели на меня. Вдруг водитель зло оскалился и стал что-то делать, тут меня скрутило судорогой и бросило на землю. Тело оказалось полностью парализовано, но я всё ещё находился в сознании.
Неизвестные, разговаривая на незнакомом мне языке, похожем на тот, на котором говорили мальчишки, подошли ко мне и осмотрели. Причём водитель кривился, рассматривая раны. Они о чём-то поговорили, покачали головой и, взяв меня за руки и за ноги, бесцеремонно закинули в кузов. Стало ещё больнее. Уроды, я всё чувствовал, но так и не мог пошевелиться.
– Принц! – окликнул меня дежурный по этажу. Обернувшись, я внимательно посмотрел на него. Сегодня у меня знаменательный день, которого я довольно долго ждал, поэтому был несколько на взводе. Такое слегка незнакомое чувство неопределённости.
Принц – это моё прозвище в приюте. Принц со свалки – так меня сначала величали за высокомерность и отчуждённость, но потом сократили до Принца. Я всегда был отшельником и работал только для себя, не пропуская в свою скорлупу других людей. Особенно женщин. Отношения с ними всегда были мимолётными. Так же я вёл себя и тут, вот это прозвище ко мне и прилипло. На Земле у меня было прозвище Князь, видимо, судьба такая – носить прозвища с дворянскими корнями.
