– А ведь и правда – хитрая, – заметил барон.
– Такая уж уродилась. А что же мы, сударь, с вами все во дворе сидим? Пойдемте в дом, обедать самое время. Картошечка с маслицем, да и еще кой- чего найдется.
– Прости, красавица. – Барон с сожалением развел руками. – Пора мне, в городе ждут. Впрочем, я в ваших краях еще неделю пробуду, а то и две. Может, как-нибудь загляну. Не выгонишь?
– Приезжайте, – просто сказала Яна. – Я буду рада.
Роберт поставил кружку на лавку, приподнял на прощанье шляпу и зашагал обратно к дороге. Забрался в повозку, кивнул кучеру – можно ехать. Оглянулся на дом. Девушка, стоя у калитки, смотрела вслед.
Дрожки катили по наезженной колее, а Роберт фон Вальдхорн, советник кронпринца Альбрехта, вспоминал свой неожиданный диспут с сельской девчонкой. И думал о том, что последнее слово, как ни крути, осталось за ней.
Только когда лошадь добрела до моста и солнце, окунувшись в реку, взметнуло сноп золотистых искр, барон встряхнулся. В двадцатый раз за день приложил ко лбу промокший платок и спросил возницу:
– А бабка у нее – тоже травница?
– Вроде того. Люди разное говорят.
– Разное? Например?
Возница пожал плечами, сплюнул в дорожную пыль и буркнул сквозь зубы:
– Ведьма.
Глава 9
Фон Рау проснулся около девяти. Выпил чаю и снова отправился в кабинет, чтобы дочитать рукопись.
Ночью ему привиделся весьма любопытный сон. Генрих словно бы сам пережил все то, о чем успел прочесть накануне. Сон был подробный, поразительно яркий, насыщенный запахами. Даже теперь, после пробуждения, чудилось временами, что ноздри щекочет пыль, поднятая с дороги горячим ветром, и пот стекает по лбу.
Приснились, правда, и такие детали, которых не было в тексте. Например, полуобморок у развилки, когда барона окружил мрак. В рукописи ни о чем подобном не говорилось, и Генрих решил, что эта сцена порождена его собственным подсознанием. Такая вот реакция на события вчерашнего вечера, когда ему привиделись чернильные тени в комнате.
Итак, если верить тексту, барон до своего отъезда в столицу навестил девушку еще дважды. Та оказалась отнюдь не глупа, и беседы с ней запомнились аристократу надолго. Надо полагать, беседами дело не ограничилось, но эту тему автор деликатно обходил стороной. Впрочем, не нужно быть гением, чтобы сложить два и два. Травница из рукописи – это мать убитого аптекаря. А Роберт фон Вальдхорн, вероятно, его отец, не признавший ребенка официально, но помогавший деньгами.
Что это дает для расследования? В практическом плане – не так уж много. Разве только подтверждается версия, что убийство имеет отношение к высшему свету.
Барон – фигура весьма и весьма известная. Шутка ли – многолетний советник нынешнего монарха. Проблема в том, что советник этот умер года два или три назад, и расспросить его уже не получится.
Остальные же главы рукописи, с которыми Генрих ознакомился после завтрака, ничего интересного не добавили. В них не содержалось ни малейших намеков на связь с чередой смертей.
Опять тупик? Ну и ладно. Ему-то, Генриху, что за дело? Он выполнил все, что от него зависело, а дальше пусть начальство ломает голову. Пора звонить генералу.
Надо прикинуть только, о чем конкретно докладывать.
Значит, историю с бароном и травницей можно изложить как есть.
А вот что касается «фаворитки»…
Про письмо, полученное вчера от нее, упоминать, пожалуй, все же не стоит. Иначе возникнет резонный вопрос – с чего это предполагаемая преступница переписывается с Генрихом? И объясняй потом, что сам он – ни сном ни духом. Все равно не поверят, а могут и под замок посадить.
Но и совсем промолчать о «фаворитке» нельзя. Просто нужно правильно сформулировать.
Рассудив так, он снял трубку телефонного аппарата. С генералом соединили сразу. Тот выслушал пересказ отрывка из рукописи, потом пробурчал:
– Отец жертвы – королевский советник? Только этого не хватало.
– Да уж, клубок завязался.
– Будем распутывать. И думать, кто здесь может помочь.
– А сам автор рукописи? Вы собирались его найти.
– Нашли. Расспросили. Он тоже не понимает, почему вдруг профессор Штрангль заинтересовался его работой – именно сейчас, в эти дни. Говорит, что
