Самая свежая пометка была сделана вчера вечером: «Фав-ка??? Пров.!»
«Фав-ка» означала, надо полагать, фаворитку, а «пров.» – проверку. Причем последнее слово было подчеркнуто трижды. Этот фонтан эмоций в занудном блокноте выглядел как минимум неожиданно. Примерно так же прозвучал бы, наверное, боцманский загиб где-нибудь на дипломатическом рауте.
И что же так взволновало коллегу Штрангля?
Генрих попытался представить себе эту картину. Гостей у историка вчера не было – так заверила экономка. Может, кто-нибудь позвонил? Или хозяина дома просто вдруг осенила некая сногсшибательная догадка? Из области науки, естественно. Все остальные темы у него, если верить сплетням, эмоций не вызывали.
И вот он хватается за блокнот, чиркает два слова и, возбужденно дыша, ковыляет к книжному шкафу. Достает раритетное справочное издание, листает трясущимися руками. Находит наконец нужный отрывок, а там…
Мастер-эксперт покосился на фолиант, лежащий на расстоянии вытянутой руки от него. Это, конечно, чистый полет фантазии. С другой стороны – почему бы и нет, за неимением более рациональных идей?
Фолиант был открыт на странице, посвященной одному из королевских балов. Судя по дате, торжество состоялось все те же двадцать пять лет назад (Генрих мельком подумал, что это число его сегодня просто преследует).
И чем же данный конкретный бал знаменит? Посмотрим. Ага, он – последний с участием Старого короля. Вскоре монарх-долгожитель сляжет и перестанет появляться на людях. Прикованный к постели, протянет еще около полутора лет и отойдет в лучший мир. Стеклянный век рассыплется на осколки, а линза на резиденции канцлера сменится стилизованным циркулем…
Но на фотографии король еще бодр и прям. Идет по залу в сопровождении принцессы Бригитты, и гости с почтением склоняют головы. Фотограф выбрал очень удачный ракурс. В кадре не только его величество с дочерью, но и – чуть позади – кронпринц Альбрехт с невестой. Дальше еще какие-то кавалеры и дамы: почти все смотрят в объектив, растягивают губы в улыбке, зная, что их снимают. И лишь одна – красавица с темными волосами – не отрывает глаз от кронпринца.
Хотя, пожалуй, брюнетка выделялась на общем фоне не только своим равнодушием к фотосъемке. То ли свет люстры удачно лег на нее, то ли сама иллюстрация в этом месте выцвела не так сильно, но девушка выглядела немного иначе, чем остальные. Свежее и ярче, если последнее слово вообще применимо к черно-белому снимку. Будто она, запечатленная на бумаге, все еще сохраняла искру жизни среди поблекших теней.
Он вглядывался, пытаясь понять, в чем дело. И в какой-то момент почудилось, что изображение перед ним обретает краски, ожерелье на шее у незнакомки начинает мерцать, а сама она отводит взгляд от наследника трона и сквозь объектив, сквозь бумагу, сквозь все эти четверть века смотрит прямо на Генриха…
– Герр фон Рау?
– А?.. Что?
Он вздрогнул и оторвался от фолианта. У дверей стоял Кольберг и, похоже, ждал от него ответа.
– Простите, – сказал Генрих, – я не расслышал. Что-то случилось?
– Герр генерал ждет нас внизу. Хочет провести короткое совещание.
– Да-да, идемте.
Все еще несколько ошарашенный, Генрих поднялся из-за стола и пошел за Кольбергом к лестнице. Понятно, что ожившая фотография ему просто почудилась, но все равно впечатление жутковатое. А эта брюнетка – кто она? Действительно фаворитка кронпринца? Точнее, тогдашнего кронпринца, а ныне – короля Альбрехта. Лицо ее Генриху незнакомо. С другой стороны, он не настолько хорошо знает всю эту придворную компанию. Надо бы проконсультироваться с кем-нибудь из знатоков той эпохи. Проблема в том, что главный знаток лежит сейчас со стеблем в глазнице.
Стараясь не смотреть на убитого, фон Рау спустился вниз.
Экономка уже ушла из гостиной, а остальные расселись по диванам и креслам. Сцена немного отдавала абсурдом – словно завсегдатаи салонного общества перепутали время и явились в гости не вечером, а спозаранку, когда их никто не ждет. При дневном свете, без ламп и огня в камине, в комнате неприютно и холодно. И все теперь сидят молча, чувствуя себя не в своей тарелке…
– Во-первых, хочу напомнить, – прервал паузу генерал, – профессор имел отношение – хоть и косвенное – к монаршей семье. Это значит, что дело переходит в новую плоскость. К расследованию подключается Второй департамент. Позвольте представить – коллега Клемм. Он будет работать с нами.
Из кресла в углу приподнялся толстячок с округлым добродушным лицом, похожий на пекаря. Он мягко улыбнулся:
– Добрый день, коллеги. Очень приятно.
Генрих только вздохнул. Что ж, пожалуйте – весь гадюшник в комплекте. Не только Третий департамент, контролирующий светопись, но теперь еще и Второй, чья епархия – политический сыск. Впрочем, чего еще ожидать? Сразу ведь было понятно – дело с душком. И в переносном, и в прямом смысле.
– Коротко – факты, – продолжал генерал. – Двое убиты одинаковым способом, но с неясным мотивом. Преступник на несколько ходов впереди. И все же характер выброса наводит на некоторые мысли. Либхольц, прошу вас.
