турнюром. Значит, не служанка, а та самая экономка. Она забавно присела с подносом, сгрузила его на лакированный столик и расставила белые, прозрачные на просвет чашки.
– Ступайте, госпожа Сильван, большое спасибо, – поблагодарил Филипп.
Показалось или по лицу экономки скользнула тень разочарования?
Чай пила будто на иголках. Мнилось, Филипп лукаво посматривает на меня, оценивает фигуру, шепчет о всяком с Геральтом. В итоге оставила чашку и решительно заявила, что не игрушка и не девочка для утех, чтобы там навсеи себе ни решили. Лучившийся довольством Геральт похлопал Филиппа по плечу: «Я же говорил!» Брюнет насупился и глянул исподлобья. Решительно ничего не понимаю!
– Помнишь, я говорил, что нормально предлагать девушке некоторые вещи? – Кивнула. – И обмолвился о возможности отказаться. Так вот, ты это сделала, и если Филипп продолжит приставания, получит по лицу. Можешь сама влепить пощечину. Приятная неожиданность, однако. – Геральт отставил чашку и взял за руку. – Ланга-то постепенно выходит, а наиви расцветает. Думал, так и станешь покорно хлопать ресничками, спускать.
– Рядом стояли вы, – напомнила я и высвободила ладонь. – Забота мужчины – оберегать честь дамы.
Брови навсея поползли вверх, и он недоуменно переспросил:
– Ты считаешь меня своим защитником?
Кивнула. По-моему, ничего странного.
– А как же – женатый, темный? – ехидно напомнил былые укоры Геральт.
Голос обволакивал, странно действовал на тело: оно вдруг превратилось в кисель.
– Эмм… – выдавила из себя нечленораздельное бульканье и поспешила отвернуться.
Мысли путались. Действительно, отчего вдруг стало естественным требовать защиты девичьей чести от Геральта? По сути, он такой же, как Филипп. Только объяснить бы это самой себе!
Пальцы навсея ласково погладили подбородок. Зардевшись, отвернулась. В голову упрямо лезли мысли о вчерашних поцелуях, поясе, подвязках.
– Хорошо, если ты просишь – стану. – Голос Геральта вибрировал где-то в желудке. Пить чай стало решительно невозможно. – Но могу я взамен надеяться на крохотную благодарность?
– К… ккк… какую? – запинаясь, уточнила я, млея от тепла чужих пальцев.
Дурман, колдовство, не иначе! Точно, чай, в него подмешали зелье.
Поспешность, с которой я отставила чашку, едва не облив платье, вызвала дружный смех.
– Там афродизиак? – ткнула пальцем в пахучую жидкость. – Вы поэтому просили заварить чай экономку?
– Обычно травки действуют иначе. – В глазах Геральта плясами огоньки пламени, хотя он вальяжно, задумчиво тянул слова. – Успокаивают, восстанавливают силы. А тебя возбуждают, да?
Закусив губу, промолчала. Опозорилась так опозорилась!
– Спальня свободна, – услужливо предложил Филипп. – У меня дел много, пойду погуляю, пока не насытитесь. Вам трех часов хватит? Все чистое, пользуйтесь на здоровье. Игрушки так и вовсе новые, обещали – даме понравится.
Не выдержав, вскочила и кинулась вон. Щеки горели, сердце силилось вырваться из груди. Ничего, сейчас глотну свежего воздуха и пройдет.
Геральт нашел меня в оранжерее, под апельсиновым деревом. Сидела и смотрела в одну точку. Слышала, как он подошел, но уходить не стала.
– Обиделась? – Пальцы легли на плечо. После минутного молчания Геральт со смешком добавил: – Филипп получил по уху.
Удивленно глянула на навсея: шутит, наверное? Оказалось, он тоже смотрел на меня. Так неловко.
– Иди сюда, – чуть слышно прошептал Гераль и приподнял так, чтобы наши головы оказались на одном уровне. Неловкость усилилась, я опустила глаза и попыталась отвернуться, но навсей мягко пресек попытку.
Его губы так близко от моих губ. Дыхание шевелит волосы.
Геральт опустил на дорожку, чтобы тут же легко коснуться подбородка. Широко распахнув глаза, глянула на навсея. Зачем? В ответ он чуть наклонился и прильнул к губам. От неожиданности приоткрыла рот, позволив навсею стать настойчивее. Кончик языка щекотал, заставляя ноги подгибаться. Боясь потерять равновесие, вцепилась пальцами в плечи Геральта и робко ответила на поцелуй. С губ сорвался вздох разочарования: навсей мгновенно отпустил.
– У нас целый вечер впереди, – утешил Геральт, подушечкой пальца погладив нос. – Ты же помнишь, я приду за чулками.
Апельсиновое деревце помогло спрятать стыдливый румянец. Сколько раз в Веосе я заливалась краской? Пора заканчивать.
Жаль, названная мать ничего не рассказывала о влечении, только повторяла – оно непристойно, в итоге не знаю, как себя вести – бороться или уступить.
Под руку с Геральтом вернулась в гостиную, допила остывший чай и, простившись с хозяином дома, спустилась в холл. Очередной дух, видимо, их тут держали повсеместно, доложил: экипаж заложен. Им оказалась открытая коляска, совсем не такая, как наши повозки, – изящная, легкая и мягкая, будто перина. Геральт объяснил, это из-за пружин, которые назывались рессорами. Не удержалась и попрыгала на сиденье под неодобрительное хмыканье
