Рысь?»
Вопросы оставались без ответов, но я был уверен, что получу их. Надо только вырваться из леса и перебраться на левый берег реки.
19
— Значит, говоришь, оставил своему раненому командиру гранату, и он приказал тебе спасаться?
Герман прищурился и посмотрел на меня так, словно хотел взглядом прожечь дыру, а я ответил:
— Так точно.
— А пулемет бросил в ручей?
— Да.
— Ты врешь! — закричал Герман, выскочил из-за стола и ударил меня кулаком.
Я ничего подобного не ожидал и не успел увернуться. Да и не смог бы. Силы на пределе, я еле на ногах стоял и достойного сопротивления оказать не в состоянии.
Кулак командира врезался в челюсть, и в глазах потемнело. На мгновение я потерял ориентацию, а когда очнулся, обнаружил, что валяюсь на полу. Надо мной разъяренный Герман, а на плечах у него повисли Кореец и Техас.
— Успокойся! — Техас, блондинистый верзила, прижимал Германа к себе и не давал ему снова меня ударить.
— Да он же врет нам! — пытаясь вырваться, орал командир. — Этот щенок струсил и бросил Женьку! Я же вижу это! Он сбежал, а Женька один остался, без прикрытия! Вот как все было!
— Командир, не руби сплеча! — Техаса поддержал Кореец, приземистый круглолицый азиат. — Разобраться надо! Вышлем в лес группу, отыщем Федора, Елену и остальных! Они скажут, как дело было!
Герман еще немного подергался, понял, что ему не вырваться, и успокоился:
— Ладно. Отпустите.
Повольники освободили командира, а Техас встал между нами, во избежание непоправимых эксцессов, так сказать. После чего Герман сел за стол, еще раз обдумал, что я ему поведал, и принял решение:
— Готовим отряд к выходу. Пойдем в лес, по следам группы. С собой возьмем усиление из дружинников, Плетко мне не откажет. И еще… Позовите второго местного следопыта… Как его?
— Алексея Романова, — сказал Кореец.
— Верно. Алексея. — Герман прервался, посмотрел на меня и бросил: — Этого сопляка пока в карцер. Пусть посидит. Падла!
По приказу Корейца в командирской палатке появился Игнат, любитель секир и прочего холодного оружия. Он кивнул на выход, и я вышел.
Мы остановились под навесом, где на лавке лежал мой рюкзак, а рядом с ним автомат. На меня смотрели повольники, которых несколько дней назад я считал своими боевыми товарищами, и взгляды многих были недобрыми. Как и Герман, они считали меня трусом, который бросил Кольцо, а сам сбежал. Ну и что сказать? Оправдываться бессмысленно. Да, я сбежал, но по приказу непосредственного командира. Потом добрался до болот и нашел потайную тропинку Федора Романова. Сутки добирался до лодки. Потом выбрался на реку, перебрался на левый берег и доложил о том, что произошло. Я был предельно честен, только не успел сообщить о встрече с Жаровой, и в итоге меня огульно объявили трусом.
«Пропади все пропадом», — подумал я, понимая, что сейчас ничего не докажу, и повернулся к Игнату.
— Руки вверх подними, — приказал повольник.
Я сделал, что велено, и он быстро обыскал меня. В карманах была всякая мелочь, которую Игнат выгреб, и после этого он спросил:
— Боеприпасы или оружие за пределами крепости не прятал?
— Нет, — покачал я головой.
Игнат, которому было неприятно шмонать меня, поморщился:
— Если не виноват, выпустят. Пойдем в карцер, парень. Знаешь, куда идти?
— Знаю.
Крепостной карцер находился в подвале третьего донжона, и, перед тем как оказаться за решеткой, я попросил повольника:
— Игнат, окажи услугу.
— Какую?
— Присмотри за моими вещами.
— Хорошо.
