Прокляты и забыты

Кареглазый маг еще раз окинул хмурым взглядом лежащего на диване телохранителя.

– Времени осталось максимум до рассвета.

И почему только в его голосе не слышно даже доли сожаления или сочувствия? Просто констатация факта. Ян говорил так сухо и утвердительно. И это мне совсем не нравилось.

– Но ведь ему стало лучше! И ты обещал, что он придет в себя, – возмутилась я, отказываясь верить в услышанное.

– Он и придет в себя. Только это ничего не меняет. Я думаю, проблема не в том, что ему не стало лучше. Проблема в том, что он умирает уже больше суток, Камелия. Я не целитель. И даже если бы и был им, – ты не знаешь, кто и чем его отравил, а времени определить все равно не хватит, – строго ответил Ян.

Больше суток. Это значит, что его смертельно ранили еще вчера, когда он защищал меня. В голове у меня была каша, но я отказывалась верить, что он умрет.

– Слишком поздно, – услышала я тихий голос вернувшейся Авроры.

Блондинка заботливо приобняла меня за плечи и усадила в кресло. Протянула красную керамическую кружку с горячим кофе. Кофе оказался крепкий и черный, вдобавок еще и с сахаром. Паршивая жидкость.

И жизнь моя паршивая. Джеймс не должен умереть из-за меня. Я обязана что-то сделать.

Я обыскала карманы своей куртки, которую так и не сняла, хотя мы уже час как приехали в поместье.

Ругая себя за несообразительность, я отчаянно перебирала номера в записной книжке, ища необходимое мне имя.

И почему имя, которое начинается на «А», не в начале списка контактов?

Гудки шли и шли, но Артур не брал трубку. Я набирала снова, пока в конце концов не пришло сообщение:

Art: «Я не смогу помочь. Я уже пытался».

Вот сволочь! Мог бы хотя бы трубку взять и сказать вслух, а не вести себя как холодный равнодушный эгоист. Хотя он и есть равнодушный и холодный… упырь. Еще одно сообщение:

Art: «И злись потише. Не снимай кольцо».

Это что, еще одна инструкция или он просто решил позлить меня?

В гневе я снова набрала номер, но, естественно, трубку он не взял.

«Упырь», —

не сдержавшись, написала я.

Ответ последовал тут же:

«Не будь ребенком».

Стало немного стыдно. Но злость все равно не прошла, и я бросила телефон в стену. Пластиковая коробочка тут же разбилась на части, разлетевшись по гостиной как раз в тот момент, когда Вероника вернулась с улицы.

– Я поставила защитный контур и раскинула сеть, теперь всем можно…

Блондинка не закончила начатую фразу, растерянно оглядывая кусочки электроники и останки корпуса.

Ян хмуро смотрел в пылающий в камине огонь. Даниэль ушел осматривать дом. Аврора в глубоких раздумьях мерила шагами гостиную, не обращая на нас абсолютно никакого внимания.

Я не выдержала нервного напряжения и пошла на улицу, чтоб хоть как-то успокоиться, или, наоборот, в одиночестве дать волю эмоциям.

Окутывающая тишина тумана, плавно скользящего по земле, готовящейся к зимнему покою, терпкий, бодрящий запах шуршащих под ногами листьев клена и ясеня умиротворяли и успокаивали. Я долго стояла, молча любуясь на сияние узорчатого огненно-оранжевого купола, сотворенного Вероникой, которое придавало моему саду ни с чем не сравнимый, завораживающий вид. И даже ощущение того, что я нахожусь в клетке под магическим колпаком, у которого нет не только входа, но и выхода, нисколько не портило картину.

Вспышка!

Едва уловимые порывы сентябрьского ветра колышат еще зеленую растительность, оставляя запах свежести. Солнце только показалось и еще не успело обогреть землю. Утро выдалось на удивление приятное.

– Камелия, я не уверен, что тебе стоит проводить ритуал и уходить с ними, – говорит Джеймс.

Он, как всегда, стоит за моей спиной, чуть ближе к правому плечу. Видно, что оборотень злится. Словно невзначай, он проводит руками по еще не высохшей на лепестках умирающих роз росе. Точно знаю – пытается скрыть раздражение.

– Почему ты так ненавидишь их? – спрашиваю безразлично.

Я все еще не понимаю, почему Джеймс абсолютно предан мне, но тотально ненавидит других таких, как я. Телохранитель глубоко вздыхает, морщится, отнимая руку от уколовшего его шипа. Похоже, воспоминания причиняют ему боль. Я все жду ответа, глядя на телохранителя. Он еще раз вздыхает, а затем медленно и тихо начинает рассказ.