никто, разве что верный друг, чтоб спокойно лежалось, стопку опрокинет. Да и понимал он, что женщина рядом с ним вряд ли сможет почувствовать себя счастливой. Что он может ей дать? Семейный уют? Нет. Ребенка? Нет. Спокойствие и постоянство? Вряд ли. Разве что сытую жизнь, не более… Он кто? Сталкер! Всегда по лезвию ходит, всегда по краю. Сегодня прошел, завтра прошел, а послезавтра – сорвался. А жена? Ей-то что потом делать? Что испытать придется? Имеет ли он право на такие муки ее обрекать? Конечно, можно просто взять женщину без любви, которой все равно – вернулся, нет ли… Только не то это, совсем не то. Уж лучше пустой отсек, чем чужой человек рядом. Однако помнились, помнились мудрые слова, некогда вычитанные из книг Лондона: «Мужчина, сердце которого не опалила любовь к женщине – только наполовину мужчина…»
Время шло и все меньше и меньше ему хотелось возвращаться домой. Да и дом это, разве? Дом там, где уютно, тепло, где тебе рады. Где ждут, когда ты, наконец, вернешься, переживают, волнуются. А кто ждал его? Кто встречал у дверей отсека? Никто. Тишина. Пустота. И муторно становилось и вползало в душу мерзкое безразличие. К себе, к этой никчемной жизни, к бесцельному существованию…
Иринка вошла в его жизнь как-то незаметно. С некоторых пор стал он вдруг замечать, что зеленые ее глазищи постоянно за ним следят. Неотрывно, куда бы ни пошел, где бы ни находился. Приходит он, например, с рейда – а она на выдаче в тамбуре сидит. Увидит – и расслабится, заулыбается, будто ждала, волновалась… Или, к примеру, собрание общее. Народу вокруг полно – и она недалеко сидит, поглядывает изредка. Даже в Малый зал, порой, приходила, вроде как на тренировку. И полковник – самое поразительное – не гнал ее, хотя прочим приблудившимся от него доставалось по первое число. Данил и не понимал сначала, к чему это он ее только выделяет… Да и чудеса начались. Сдает он, положим, перед выходом на поверхность сменный комок. Мятый-перемятый, засаленный, да с дырами. А как получать – так он чистый, выглаженный, заштопанный… Или, например, с утра из отсека выходит – к Пиву в «Тавэрну», пожевать чего-нибудь, – а у двери коробка стоит. А в коробке той – и каша рассыпчатая в полотенце закутанная с пылу с жару, так что слюнки текут, и шоколадка, и по три пирожка – сладкие да мясные. Тоже горячие, а уж вкусные – пальчики оближешь!
Взглядам Иринкиным Данил поначалу значения не придавал. Ну, смотрит – и смотрит, за погляд денег не берут. Выделял, конечно, из толпы – Иринка красавица была, – да сторонился, не хотел девчонке жизнь портить. Куда ей с ним, она и получше найдет. Он, вон, в шрамах весь, как Квазимодо, да и детей от него не дождешься. Только потом понял, что один он такой слепой был. Понимал, конечно, что кто-то ухаживает, видел – да вот только кто? А уж то, что ее стараниями эти чудеса происходят – вообще ни сном ни духом! Остальные – даже Сашка! – знали, в кулак посмеивались, да молчали. Однако это до поры до времени, пока Родионыч глаза ему не открыл. Вызвал как-то к себе, долго на мозги капал и закончил достопамятный разговор словами:
– Жениться тебе надо, барин…
Ушел Данил к себе, думу думать. Да недолго думал. Через час где-то в дверь стук раздался, а когда открыл – Иринка. Стоит красная, решительная, глазищами сверкает. Оказалось – и ее тоже Родионыч вызвал, хвост накрутил. Почему, говорит, до сих пор одна? Такая девушка видная – а не замужем еще? Все, говорит, вокруг давно уж знают, что за Данькой увиваешься – а он ноль внимания. Не обидно самой-то?
Враз решимости прибавилось и прямиком из отсека полковника направилась Иринка к Данилу… Поговорили – и осталась она на ночь. А потом – еще на одну ночь. И еще. А через неделю и вовсе вещи перевезла. Да и сколько тех вещей-то было…
Так и зажили. Он в рейд – она ждет. Возвращается – в отсеке тепло, уютно, по-домашнему. Поначалу жизнь такая Данилу в новинку была. И прибранный, сверкающий чистотой отсек странным казался и свежая горячая каша на столе – все в диковинку. У них-то с дедом все не так было. Столовались частенько у матушки Галины, убирались – хорошо если раз в месяц… Бывало, зайдешь – в одном углу комок грязный лежит, в другом – носки стоят недельные, заскорузлые. Мусор на полу, пыль, в дальнем углу под потолком – паутина… Короче – как в том анекдоте про свинью и Петьку с Чапаем. «А давай, Василий Иваныч, свинью заведем… Да ну, Петька, ты чо! Вонь, грязь, мухи… Ну и чего, что грязь-то, Василий Иваныч… Мы привыкли – и свинья привыкнет…» Мужики, понятное дело, да и некогда убираться. Дед на работе целыми днями, а Данил – то в рейде, то на тренировке. А вечером и уборкой не охота заниматься – усталые оба приходили, в душ – и в кровать. А теперь – засиял отсек чистотой. Ни пылинки, ни соринки, все вещи по своим местам разложены, все протерто, почищено, заштопано, даже «Винторез» любимый на самом видном месте висит, вороненым стволом отсвечивает. Не хозяйка – золото! А готовить Иринка умела так, что Данил диву давался – ну как из той бедной кучки продуктов, что на продскладе выдают, можно сварить такое, что уминаешь – аж за ушами хрустит? Может и впрямь говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок? Или – чистотой и порядком взяла? Или лаской да заботой? А скорее всего, подкупило то, что отсек теперь на настоящий дом стал похож, куда всегда вернуться хотелось. Словом, как бы то ни было, через несколько месяцев рука об руку стояли они перед отцом Кириллом в часовенке и давали друг другу клятву. Данил всегда считал – телячьи нежности!.. Но тогда впервые, нисколько не сомневаясь, он произнес слово «люблю».
И в последующие годы ни разу об этом не пожалел.
Глава 3
Хозяин Медной горы
Сразу за разрушенным мостом начались нехоженые непролазные дебри.
Деревца тут были еще молоды – но уже стояли частоколом, норовя преградить дорогу. Густой подлесок, разросшийся на месте канувшей в небытие дороги, от которой остались лишь пятна асфальтового полотна, выглядывающие из-под земли, цеплялся за оружие и снарягу, опутывал ноги, бил веткой по лицу, словно пытаясь предупредить: «Стой, человече! Куда идешь ты, неугомонный?! Не ходи туда – не вернешься! Там ждет тебя твоя погибель!»
Шли вчетвером. С собой Данил решил взять только Халяву, Деда и Букаша, оставив Паникара и Батарея командовать поисковыми работами. Маленькая
