Райс мотнул головой:
– Фалы не натягивались как следует, ветер рвал флаги к чертовой матери, так что от затеи отказались. Просто ни у кого не дошли руки убрать тросы.
– Тросы висят довольно низко над сигнальными огнями, маяками, или как там они называются, – заметил Драммонд. – Не опасно ли это для мелких суденышек?
Полковник снова мотнул головой:
– Маяки поставлены в предупреждение даже самым маленьким судам. От островков до набережной – мешанина бетона и камней, сброшенных в воду при строительстве. Там и ялик себе дно пропорет.
На Джеймса большое впечатление произвел Перистиль с его длинным рядом коринфских колонн и триумфальной аркой, через которую предстояло входить прибывшим по воде посетителям.
– Перистиль соединяет маленькое казино на южном конце пристани с мюзик-холлом на северном конце, – сказал полковник Райс. – Сорок семь исполинских колонн – по одной на каждый штат и территорию. Наверху тоже есть галерея, но на нее можно попасть только по лестнице с южной стороны.
– Давайте поднимемся и полюбуемся видом, – сказал Холмс.
С галереи над Колумбовой аркой, в центре галереи Перистиля, и впрямь открывался замечательный вид в обе стороны: на озеро Мичиган и на Белый город, прямо на фасад Административного корпуса, перед которым должен был выступать президент.
– Какое тут расстояние, по вашим прикидкам, полковник? – спросил Холмс.
Райс прищурился:
– Пятьсот тридцать ярдов. Самое большее – пятьсот пятьдесят.
– Ну уж это, без сомнения, слишком далеко для прицельной стрельбы, – заметил Генри Джеймс.
Райс, Драммонд и Холмс переглянулись.
Первым заговорил Райс:
– Лучшие современные армейские винтовки дают кучность в пять дюймов на расстоянии до тысячи ярдов. – Он даже сигару изо рта вытащил, словно демонстрируя уважение к прогрессу. Затем повернулся к Холмсу. – Вам известно, какая винтовка будет у Лукана Адлера?
– Да, – ответил сыщик. – С прошлой осени он убил четырех видных европейских политиков. Все выстрелы были сделаны из новейшей маузеровской винтовки образца тысяча восемьсот девяносто третьего года, вероятнее всего – с двадцатикратным оптическим прицелом. Он не оставляет гильз, однако полагаем, что во всех четырех случаях использовался семимиллиметровый бесфланцевый патрон. Эта винтовка Маузера – ее выпустили в начале прошлой осени, основную партию приобрело испанское правительство для своих войск на Кубе, – снабжена продольно-скользящим затвором и магазином на пять патронов.
Полковник Райс немного скривился:
– Я совсем не знаю маузеровские винтовки, а уж новые – тем более. Не помните, какая у них начальная скорость пули?
– Две тысячи триста футов в секунду, – ответил Холмс.
– А фактическая дальность?
– Чуть больше двух тысяч ярдов. Если не ошибаюсь, две тысячи сто шестьдесят.
Джеймсу эти цифры ничего не сказали, а вот у полковника Райса стало такое лицо, будто его ударили под дых. Он не только вынул изо рта обслюнявленную сигару, но еще снял затертый котелок и почесал лысину.
– Боже, – выдохнул он. – Нам бы такие под Геттисбергом.
Холмс кивнул:
– Вы бы начали прицельный огонь по южанам, как только те появились из-за деревьев в миле от вас. По пять выстрелов без перезарядки.
Райс шумно выдохнул:
– Ладно, это мало что меняет. Ваш Лукан все равно захочет подобраться как можно ближе.
– Зачем? – удивился Джеймс. – Если он может попасть в цель с расстояния больше мили?
Райс улыбнулся.
– Стрелять по людя?м – не то что по бумажной мишени, – сказал он, и Джеймс почувствовал, что этот человек, закончивший войну в чине бригадного генерала, употребил просторечие вполне сознательно. – При обычной ходьбе со скоростью две мили в час мы за время полета пули смещаемся примерно на два фута. – Он указал на Административный корпус в другом конце длинной лагуны. – Верный промах. Президент Кливленд, конечно, будет стоять неподвижно и смотреть в эту сторону, но винтовка у снайпера наверняка пристреляна, чтобы било на восемнадцать дюймов ниже.
– Не понимаю, – сказал Джеймс.
Агент Драммонд изобразил руками, что целится в человека у далекого Административного корпуса: