– Если позволите… – начал детектив.
Клеменс кивнул.
Хоуэллс ударил по белому шару, тот отскочил от двух других, ударился об один бортик, о другой и скатился в лузу.
– Три тысячи чертей, – пробормотал бывший редактор.
– Я положу их как следует, и начнем снова, – сказал ему Клеменс. – Не пойму, отчего лузный бильярд нравится мне больше карамболя, которому я в молодости отдал столько денег, времени и сил. В Англии и Европе почти все столы без луз.
Покуда Клеменс доставал белый шар из лузы и подкатывал остальные к середине, где ждал деревянный треугольник, Холмс сказал:
– Мистер Клеменс, как я вижу, у вас гостили сотни людей… в год.
– Да, и… – Клеменс явно собирался что-то сказать, но передумал. – Мне нечего скрывать, мистер Холмс. Я совершенно спокоен, ибо тайно уничтожил страницы, на которых мадам Лафарж с ее труппой исполнительниц танца живота записали свои имена и впечатления от визита.
Холмс поднял взгляд от альбомов, наполненных сотнями закорючек:
– С вашего позволения…
– Конечно-конечно, – ответил Клеменс. – Эти четыре гостевые книги охватывают промежуток с восемьдесят пятого года по июнь девяносто первого, когда мы отплыли в Европу. Возьмите их с собой, но пусть Хэй потом вернет мне все четыре в первозданном виде. Я убежден, что в будущем мои биографы всерьез займутся этими книгами – как только промокнут кляксу на моей последней строчке.
– Спасибо, – пробормотал Холмс, – но мне нет надобности брать ваши гостевые книги. Довольно будет запомнить страницы за декабрь восемьдесят пятого и за весь восемьдесят шестой.
Он начал листать страницы, ведя пальцем по каждой.
– Вы заучите сотни страниц из подписей и отзывов, просто взглянув на них один раз? – с нескрываемым сомнением полюбопытствовал Клеменс.
Холмс остановил палец на странице и поднял глаза:
– Увы, такая память у меня с детства. Я могу вспомнить все, однажды увиденное. Это скорее проклятие, чем дар.
– Однако это должно быть чрезвычайно полезно для вашей профессии, – заметил Хоуэллс.
– Иногда весьма, – ответил Холмс. – Однако мне потребовались годы, чтобы научиться забывать ненужное.
– Напомните мне никогда не играть с вами в покер, мистер Холмс, – сказал Сэм Клеменс.
Однако сыщик вновь погрузился в гостевую книгу за 1886 год. Его палец быстро скользил по страницам.
Клеменс пожал плечами и жестом пригласил Хоуэллса продолжить игру. Тот нагнулся, прицелился по белому шару и запустил его в треугольник цветных. Шары раскатились в разные стороны, один попал в лузу. Хоуэллсу удалось загнать еще по одному со второй и третьей попытки, четвертая не удалась.
– Я полагаю, мы играем в восемь шаров, Сэм, – сказал он.
– Ах-ха! – воскликнул Клеменс, стряхивая пепел в пепельницу. – Предполагать опасно, Хоуэллс! На самом деле мы играем в стрейт-пул до пятнадцати очков.
– Что вы можете рассказать мне о технике игры в бильярд на основании того, что я уже сегодня видел? – спросил Генри Джеймс, пока Клеменс прицеливался для второго удара.
– Наблюдая за Хоуэллсом и мной, – ответил Клеменс, – вы видите, что, когда шар близок к цели, надо поднять одну ногу, затем одно плечо и дернуться всем телом в направлении катящегося шара, а когда он ударит в другой шар, резко вскинуть обе руки вверх. При этом вы, скорее всего, разобьете кием газовую лампу и устроите пожар, что Хоэуллс неоднократно демонстрировал в этой самой комнате, но не огорчайтесь: вы сделали для победы все, что могли.
Игра продолжалась, Клеменс выигрывал. Тут Холмс закончил читать толстую гостевую книгу, захлопнул ее и сказал:
– В феврале восемьдесят шестого у вас гостили Ребекка Лорн и ее кузен!
– Лорн? Лорн? – повторил Клеменс, встряхивая седой гривой. – Ах да! Я помню эту женщину и ее застенчивого кузена… как его? Карлтон? Нет… Клифтон. Я бы не подумал, что это было в феврале восемьдесят шестого, так скоро после самоубийства Кловер.
– Как вы познакомились? – спросил Холмс.
– Я впервые увидел мисс Лорн летом восемьдесят пятого… нет, в начале осени, сразу после открытия Конгресса… Я несколько дней прожил у Хэя и Адамсов: мне надо было выступить перед комитетом Конгресса в защиту моих авторских прав. Как мне помнится, мисс Лорн очень много времени проводила с миссис Адамс… с Кловер. Генри Адамс весь извелся, что Кловер несчастна… оттого-то я и перебрался от него к Хэю. Ребекка Лорн единственная из приятельниц регулярно навещала ее в эти черные дни.
– Но как случилось, что мисс Лорн и ее кузен провели у вас сутки через месяц после смерти Кловер? – спросил Холмс. – У вас завязалась с нею отдельная дружба или переписка?
– Нет, конечно! – воскликнул Клеменс. – Они просто приехали засвидетельствовать свое почтение. Это было воскресенье в середине месяца, если не
