— Вряд ли это очередной предатель, слишком уж легко мы его вычислили. Но все равно будь начеку, как бы он от нас не сбежал. Да и людей вон сколько…
Писарь на подошедших вне очереди клиентов поначалу и внимания не обратил. Но заметно побледнел, как только баннерет подхватил один из листков со стола и стал всматриваться в буквы:
— Хм! А почерк-то похож! Получается, что записку этот хлыщ и написал…
Договорить он не успел. Опрокинутый на него стол заставил отпрянуть назад, да только шпоры в такой ситуации весьма мешают, и рыцарь банально грохнулся на спину. А взвившийся с тонким кинжалом писарь не таким уж простым и безобидным оказался: не хватило лишь мгновения, чтобы хищное стальное жало впилось в лицо Молнара. Райкалин не успел должным образом среагировать на опасность: ни оружия не выхватил, ни падающего товарища оттолкнуть не получилось. Зато сообразил броском своего тела ударить атакующего предателя.
Вдвоем они откатились в сторону, и Василию даже удалось жестко перехватить правую руку с кинжалом. Но стервец оказался необычайно ловок и изворотлив: перехватил оружие левой рукой, обратным хватом, и вонзил его Шестоперу со всей силы прямо в шею. Точнее, попытался вонзить, намереваясь пробить довольно хлипкий на вид высокий воротник камзола. А тот оказался из одежонки, принадлежавшей когда-то черному колдуну.
Конечно, попади кинжал чуть выше, в ухо, допустим, и оборвалась бы вторая жизнь Василия Райкалина. И не факт, что судьба даровала бы ему третий шанс. Но острие вонзилось в мягкую ткань… да там наглухо и завязло. Вот только удар по шее, пусть и через ткань, все равно получился такой силы, что сознание померкло на несколько мгновений, глаза застлало багровым туманом, а спазм гортани перехватил дыхание.
Это помешало Грину увидеть завершение неожиданно опасной потасовки. Тяжело экипированный баннерет просто прокатился по земле и со всей своей силы впечатал окованный сапог в бок писарю. Ребра у того звучно хрустнули, и сам он отлетал в сторону на добрых два метра. Понятно, что с таким повреждением не то что сопротивляться, вдохнуть толком не получится от невероятной боли. Пока Молнар поднялся на ноги, несколько мужиков из толпы крепко ухватили писаря за руки и прижали к земле.
Убедившись, что враг обезврежен, Айзек склонился над Шестопером:
— Ты как?
— Живой вроде… — прохрипел тот. — Помоги на ноги встать! — Ему казалось, что стоя отдышаться получится быстрей, и он ухватился за протянутую руку помощи.
— Вот уж диковина! — поразился Молнар, поднявший и придерживающий подчиненного. — Кинжал так и торчит в воротнике! Или он настолько тупой, или…
— Повезло! — закончил за него Грин. Правой рукой выдернул с усилием кинжал и, растирая левой ладонью место удара, пожаловался: — Синячище будет…
— Ерунда! Гонта за сутки вылечит, — заверил баннерет, посматривая в сторону ворот. — О! Уже бегут помощнички…
«Да не будет у тебя никакого синяка! — успокоил его Боджи. — Я тебе его прикрою. А потом и лечение кое-какое устрою. Со мной не пропадешь!»
Хотелось в это верить, но с волхвом в любом случае надо будет проконсультироваться.
Кто-то из добровольных помощников уже сбегал к воротам и наделал там надлежащего шума. Примчались несколько рыцарей, несших караул, прибыли воевода и маршал, пришли два княжеских гридня, один из которых плотно занимался следствием и дознанием. Так что с трудом отдышавшегося пленника стали допрашивать прямо на месте, безжалостно тыкая при этом в поломанные ребра. Таких мучений, да еще будучи в шоке от своего разоблачения, несчастный не выдержал. Откровенно ответил на все вопросы.
Завербовали его почти полгода назад. Подкупал его, как потом и расплачивался весьма щедро, один из купцов, привозящий товары с Востока. Но приказы купцу отдавал старый азиат, проживающий возле Западных ворот, — писарь пару раз видел их вместе. Также сообщил, что купец уже несколько дней снабжает мясом, овощами и свежей зеленью кого-то, кто остановился лагерем на тракте, ведущем в столицу, — об этом писарю вчера проболтались помощники торгаша, заказавшие срочно три тележки.
По некоторым соображениям, получалось, что лагерь находится на третьей четверти пути.
Тут же послали хватов, чтобы арестовали обоих лазутчиков, о которых до сих пор даже не подозревали. Но хваты вскоре вернулись, как раз к моменту выезда отряда и миссии, с неважными известиями. Еще полтора часа назад купец и азиат покинули город на удобной и вместительной повозке. Их сопровождали несколько вооруженных всадников. Почему они уехали? По словам писаря, враги знали о том, что выезд отряда перенесен на завтрашнее утро. Но при этом заметили обилие лучников на стенах, парящих в небе соколов и догадались, что голубиная почта могла и не добраться к адресату. Вот и отправились сами к основной засаде.
И что делать в сложившейся ситуации?
— Да мы их в любом случае нагоним в пути! — высказался Шестопер, допущенный в кружок высшего командования, ведущего бурные обсуждения.
На него посмотрели скорей с недоумением, но критиковать мнение никто не спешил. Маршал принял решение:
