– Пора! Давно пора нам уже взяться… ик!.. И показать, кто здесь… ик!.. Ткнуть мордой в пол, а потом… ик!.. А поэтому я предлагаю…
Несмотря на икание, слова он выговаривал четко и какие-то мысли донести мог. Да вот беда: что-то вдруг случилось с его речевым аппаратом. Речь превратилась в неразборчивое мычание, перемежаемое полузвериным рычанием. При этом оратор весьма энергично постукивал кулаком по столу, жестикулировал, использовал мимику и вращал глазами. То есть на сто процентов был уверен, что его прекрасно понимают. Плюс ко всему совершенно не реагировал на дружеские подначки собутыльников.
– Хорошо говорит, – щурился Агап. – От души…
– Да! – пьяно поддакивал ему Шестопер. – Впечатляет!..
– Понять бы еще, о чем он…
– Не важно… Главное, что от всего сердца слова идут…
– За это надо выпить!
– Угу…
– Но Брониславу больше не наливаем, – решил знахарь, излечивающий бесплодие. – Иначе он не только дар речи потеряет, но и детей больше делать не сможет. Ха-ха!
Услышав дружный смех собутыльников, баронет осекся, помотал головой и с обидой потянулся к кувшину, ворча нечто совсем непонятное. Но все-таки выпил и даже к определенной закуске потянулся, наклоняясь над столом, как вдруг рухнул лицом в тарелки, словно насмерть подстреленный.
– Одни мы с тобой, друже, остались, – притворно опечалился Агап, глядя, как вызванные девицы транспортируют тело уснувшего прочь из трапезной. – Зато теперь можем спокойно о деле поговорить…
Василий решил прикинуться шлангом, под завязку залитым алкоголем.
– О делах?.. Какие могут быть дела за столом? – Язык у него тоже якобы порядочно заплетался. И он уже прикидывал, как удачнее упасть: на тарелки перед собой, по примеру баронета, или соригинальничать, рухнуть на пол?
– Не, ну понятно, что тайна, то да се… – скривился с обидой Куча. – Но мне-то все можно сказать! Хоть в двух словах скажи, что сейчас в ордене творится?
– В двух? Мм… Все как обычно.
– И ты давно здесь? – последовал первый каверзный вопрос.
– Да вот… Как из бани вышел, так здесь и сижу.
– Имею в виду то время, пока тебя в тюрьму не упекли.
– Так сразу и арестовали! Еще на пути к столице…
– Нет! – стал нервничать власнеч. – До того как арестовали, сколько дней ты тут пробыл?
Этот вопрос напряг бдящую паранойю по максимуму. С чего это вдруг такой странный интерес? Не значит ли это, что члены ордена проживают вне королевства? И как правильно надо ответить? Рассмеяться или сослаться на секретность? Или, может, назвать любое количество дней, какое придет на ум? Но тогда последуют более конкретные наезды, уйти от которых будет еще сложнее.
Поэтому Василий не придумал ничего лучше, чем мотнуть головой и объявить с мертвецки пьяным видом:
– Ща… спою! – И, набрав в грудь воздуха, затянул про черного ворона.
Агап Гирчин посмотрел на своего бывшего сокамерника весьма странно. То ли не поверил в его опьянение, то ли не удержался от непроизвольной досады. Это было последнее, что успел зафиксировать Василий Райкалин своим сознанием. И ведь четко контролировал себя, не был пьян! Только притворялся! А все равно провалился куда-то в омут нереальности, словно значительно перебрал давно и тщательно выверенную норму.
Глава шестая
Продолжение банкета
Когда пришла пора организму просыпаться (а может, все-таки выходить из алкогольной комы?), подсознание сразу услужливо подбросило ретроспективную серию вариантов окружающего пространства. Там много чего было. В том числе: оказаться между двух женских тел, остаться на полу в трапезной, прийти в себя в столичной тюрьме… А то и вообще проснуться в своем мире, в собственной кровати и понять, что все испытания последних дней не что иное, как кошмар тяжело больного человека.
Увы! Фантазий подсознанию не хватило. Василий проснулся на спине, но в каком-то странном коконе. И только начав панически шевелить руками и ногами, осознал, что это совсем не кокон. И не одежда. И не путы. И не лепестки роз. И не жидкостная среда. Все тело оказалось погружено в сыпучий продукт. Еще и поверху было засыпано пятисантиметровым слоем обыкновенной… пшеницы!
Обычное, скорее, отборное зерно для посевной. Сухое. Хорошо сыпучее. Слегка покалывающее местами кожу. Что это? Шутка пьяных товарищей? Или изощренное издевательство недовольного уголовника?
Он осмотрелся. Совсем не спальня. Скорее, большая кладовка. Вместо кровати вместительный ларь, где и возлежал рыцарь, будучи в чем мать родила. Вернее, теперь уже сидел, пытаясь в тусклом полумраке помещения разобраться, что с ним, как и почему.
