— И когда же ты меня переправишь в другой мир? — Я ожидала, что ведьма начнет тянуть время и юлить.
— Встретимся с тобой на крыше отеля «Готенден» ровно в полночь. Отдашь мне талисман, я отправлю тебя в безопасный мир.
— И мы подпишем договор? — обрадовалась я, тогда не обратив внимания, что она по-другому назвала свой артефакт.
— Даже не сомневайся!
Ведьма исчезла. Мое средство связи теперь ничем не отличалось от обычных блюдец. Мне не верилось, что через какие-то три часа все будет завершено. Все угрозы, злотыши, герцоги и прочее останутся где-то позади, а я окажусь в новом чудесном мире. Мое воображение стремительно нарисовало идеальный мир — богатые дома с набитыми сундуками и полное отсутствие стражи. Мне предстояло лишь обдумать все пункты договора, составить его так, чтобы ведьма не смогла вновь кинуть меня.
— Яблочки принес! — рядом со мной на скамейку опустился Серафим. И как это он так точно успел вернуться к концу разговора.
— Хорошо, можешь оставить их себе, — поблагодарила я и, чтобы беседа вновь не свернула в нежелательное русло, быстро уточнила: — Надо идти дальше.
— А как же игра? — опечалился Серафим.
— Все в порядке. — Я напрягла память и сообщила: — Я перешла на новый уровень. Он загрузится через три часа. Будут новые условия игры. Но графика останется предельно четкой.
— А! — По просветлению на лице блондинчика, разумеется, если просветление возможно в багровом свете луны, я поняла, что не ошиблась в подборе слов.
Чтобы не сбивать его с благостной волны общения, я сразу внесла новое предложение:
— За это время мы должны попасть на крышу отеля «Готенден»!
Лицо блондинчика перекосилось. Помню, однажды, разгуливая с мешком добычи по чужому дому, я никак не могла найти выход, пришлось просить помощи у встреченного мной слуги. Он в самом благостном расположении духа пил хозяйское вино, когда неожиданно мой нож появился у его горла и я вежливо попросила проводить меня до выхода. Так вот, выражение лица блондинчика было точь-в-точь таким же, как и в тот момент у слуги.
— Но…
— Ты возражаешь мне? — Кстати, примерно этот же вопрос я задала тогда и слуге.
— Нет-нет, не возражаю. — И этот ответ один в один совпал с ответом слуги. У меня просто дежавю какое-то случилось, необходимо было срочно что-то менять в разговоре.
— Ты обещал доказать свою любовь любыми способами, — напомнила я. — Путешествие на крышу отеля — отличный способ.
— И докажу, — согласился Серафим. — Но у этого отеля дурная слава. Там…
— Вот и не возражай! — Мне не было дела до дурной славы какого-то там отеля, мне нужно было попасть в другой мир, нужно было спастись.
— Это заброшенный отель, — пробормотал Серафим. — Там живут призраки. Это проклятое место.
Несколько минут мне понадобилось на осмысление ситуации. Если отель заброшенный, то почему там все-таки живут, и если живут призраки, то почему место считается проклятым. Самостоятельно я так ничего и не придумала, пришлось обратиться за помощью к Серафиму. Он согласился отвечать лишь за столиком таверны, только он ее, вроде, как-то иначе назвал. Признаю, идея покушать была отличной, а то я только яблочками со своего блюдца и питалась.
— Много лет назад в отеле произошло страшное убийство, — сев за стол и заказав ужин, начал Серафим, но я сразу же перебила блондинчика.
Я столкнулась с непреодолимой проблемой в освоении лексики данного мира, хотя раньше мне казалось, что я довольно легко ориентируюсь здесь.
— Какое убийство у вас считается страшным, а какое — не страшным?
— Любое убийство отвратительно, — опешил он.
— Угу. — Я кивнула, хотя некоторые вещи все еще оставались непонятными. — Все убийства отвратительны, но некоторые из них еще и страшные, а другие, следовательно, не страшные?
В течение мучительно долгих мгновений на лице Серафима отражалась борьба разума с фразеологизмами этого мира. Постепенно разум начал брать верх.
— Я думаю, что если убивают с особой жестокостью или если убито несколько человек, то такое убийство следует считать страшным, — наконец выдал ответ Серафим.
Но меня это запутало еще больше. В нашем мире убийство было убийством, воровство — воровством, а ужас — ужасом. Тут все подразделялось на какие-то непонятные категории.
— Какая жестокость у вас считается особой, а какая — обычной? Сколько именно должно быть убито человек?
Разум Серафима вновь погряз в трясине задумчивости, на сей раз фразеологизмы, вбитые ему с детства, никак не хотели поддаваться расшифровке. Через несколько минут, за которые я успела слопать несколько пирожных, Серафим вышел из задумчивости и улыбнулся своей фирменной улыбкой.
