«Достославный Герцог Справедливый! Коли ты и дальше желаешь именоваться заступником справедливости, то изволь устранить вопиющую несправедливость. Твои художники слишком коряво изобразили меня на семейном портрете, нарисовав вместо меня толстуху. Нельзя же так оскорблять девушку! От отчаяния я собираюсь рыдать два дня или даже больше. К тому же твои стражники рискуют вместо меня переловить всех толстух герцогства, а это, скажу честно, крайне хлопотное занятие. Прикажи своим художникам, пусть перерисуют».
Стиль, пожалуй, получился слишком напыщенный, но меня радовало, что Герцог узнает о моем визите в замок, который считается неприступным для воров и разбойников, в замок, куда никогда не осмелился сунуться никто из нашей гильдии, в замок, насквозь пронизанный магией. От избытка чувств я совершила наиглупейший поступок в своей жизни — уколола себе палец кинжальчиком и подписалась собственной кровью.
Теперь мое самолюбие было полностью удовлетворено. Я жалела лишь о том, что не могу увидеть лицо Герцога, когда он прочтет мои слова. Впрочем, я и сейчас жалею об этом!
Уже знакомым путем я пробралась к залу с подарками от простолюдинов, стерла румяна и пудру, снова натянула крестьянское платье с платочком и влилась в ряды наевшихся и уходивших из замка крестьян. Выглядела я как самая наивная дурочка. Внутри все трепетало от нетерпения, я все гадала, обнаружил Герцог пропажу или еще нет.
Когда я подходила к городским воротам, выстрелила пушка. Неужели в мою честь? Право слово, это так мило!
Глава 2
ГИЛЬДИЯ ОТЪЯВЛЕННЫХ
На следующий день я как следует выспалась. Приняла ванну, даже воду самой не пришлось греть, это сделали слуги графини. Раздобыла сытный обед, приготовленный теми же слугами. Выбрала самое дорогое платье из гардероба графини, пышное, шелковое, ярко-алое, расшитое жемчугом и золотом. Ее черепаховыми гребнями украсила свои локоны, а вот ее драгоценностей не нашла. Наверное, она прихватила их с собой, уезжая в отдаленный уголок нашего герцогства, на Гномьи Холмы, где недавно нашли омолаживающие грязи. Слуги, выполнявшие строгий приказ — постоянно быть готовыми к возвращению хозяйки, мне не мешали, они и вовсе не знали о том, что я живу в доме, но не сомневаюсь, что их удивляла периодическая пропажа согретой воды и еды (на случай если внезапно вернувшаяся графиня захочет поесть и искупаться). Все-таки удивительно полезно умение незаметно ходить по коридорам, открывать запертые двери или же, напротив, запирать открытые. Я была для слуг невидимкой. Лишь только местные призраки, бывшие мужья графини, знали обо мне, но с ними у меня установился строгий нейтралитет. А вот сама хозяйка дома, должно быть, немало удивится, когда, вернувшись со своих грязей, обнаружит пропажу некоторых вещей и следы моего пребывания. Впрочем, меня это мало волновало.
Я положила в карман платья статуэтку Герцога, оседлала лучшего скакуна и выехала из замка. Кража коня не входила в мои планы, на такие мелочи я стараюсь не размениваться. Да и вообще, я собиралась вернуться и пожить в этом гостеприимном месте, пока графиня Тутляндская пытается омолодиться, а хитрые гномы — продать богатеньким простофилям вроде нее побольше грязи со своих холмов.
Путь мой лежал через поля, в темный лес, в самую чашу. Надо ли говорить, что простые жители герцогства ни за какие коврижки не сунулись бы в этот лес, оттуда даже оборотни с упырями сбежали. Боялись этого места вполне заслуженно, а уж какие слухи о нем ходили! Одно время моя младшая сестренка даже записывала все эти байки.
А правда была более простой и страшной, чем все выдумки. В самой чаше леса стояла старая крепость, где размешалась наша гильдия отъявленных. Отъявленных кого? Да всех отъявленных: воров, жуликов, бандитов — тех, кого объявили вне закона, просто отъявленных мерзавцев.
Небо уже потемнело, когда, привязав коня возле входа, я попыталась войти в крепость.
— Бунталинка! — раздалось зубодробительное завывание.
От стены отделилась огромная фигура Скиха. Он кровожадно улыбнулся и словно невзначай напряг мускулы, отчего его рубашка затрещала по швам. На потенциальных жертв Скиха это действует безотказно, мигом отдают кошельки и украшения. Впрочем, правильно делают — Ских дважды не просит, сразу приступает к членовредительству. В прошлом году этот любитель пантомимы настойчиво предлагал мне встречаться, с трудом удалось избавиться от него, в общем, искусству сбегать от него я неплохо обучилась.
— Привет, милашка! — подмигнула я, думая, как бы половчей от него отвязаться.
Ских глупо улыбнулся и на всякий случай поиграл мускулами. Что мне в нем однозначно нравилось, так это растерянность. Стоило оказать пустяковый знак внимания, как он наивно думал, что я с ним заигрываю, и тут же терялся.
