то особо внимательный из отдела контроля связи флотской контрразведки не оставил без внимания ни рапорт каперанга Иванова, ни их с Димкой переписку, хоть последняя и проходила как личная. Впрочем, тут все правильно, коль при отправлении гриф «совсекретно» присвоили, значит, и копия «куда нужно» автоматически ушла.
Чтобы более-менее разобраться в произошедшем, научникам понадобилось больше пяти месяцев, но игра того, похоже, и на самом деле стоила. Все- таки доказать возможность путешествий во времени – это нечто. Другое дело, можно ли найти этому практическое применение? И стоит ли? Ведь, судя по заключению экспертов, воздействие на прошлое может обернуться неконтролируемыми изменениями настоящего – их настоящего! Правда, тут мнения высоколобых умников расходились: согласно мнению одних, линия истории едина и любое значительное вмешательство в прошлом в той или иной мере изменит настоящее. Другие же считали, что время вариабельно и изменение прошлого создаст новую ветвь реальности, «отпочкует» от некой базовой линии новый «росток», который будет развиваться самостоятельно, реализуя некую альтернативную версию событий. Но в одном и те и другие были единогласны: маяк нужно уничтожить, перед тем убедившись, что в прошлое не попал случайный человек. Если же это произошло – приложить все силы для возвращения «путешественника» в свое время. А уж потом можно и продолжить эксперименты – со всей осторожностью и оглядкой, разумеется. Ну, и так далее.
Вернувшись за стол, Панкеев раскрыл дополнение к основному документу, быстро пробежал взглядом пару страниц и, хмыкнув, откинулся в кресле. Вот даже как? Оказывается, контрразведка собирается провести силами спецназа операцию по захвату или уничтожению маяка (план операции прилагается, см. файл 55—787), в связи с чем требуется одобрение начальника штаба, то бишь лично адмирала Панкеева. В ходе акции планируется выяснить, не произошло ли нежелательного проникновения в прошлое, и при необходимости провести эвакуацию «объекта» обратно.
Откинувшись на мягкую спинку, адмирал хмыкнул. Интересный расклад выходит: то они боятся вторгаться в прошлое, то предлагают отправить туда отделение спецназа в полной экипировке и со штурмовым вооружением! Пожалуй, прежде чем давать согласие, стоит переговорить с глазу на глаз с контр- адмиралом Солонцом, начальником отдела спецопераций сектора «А» ВКФ. Это его вотчина, послушаем, что скажет. Игорек – мужик правильный, да и знакомы они вот уж второй десяток лет. Решено, так и сделаем.
Вытащив из гнезда носитель – кристалл потемнел, став почти черным: сработала защита, уничтожив записанную информацию, – Владимир Анатольевич отправил его в утилизатор. Дождавшись, пока на панели мигнет зеленый огонек, сигнализирующий о завершении процесса аннигиляции, он снял с кабинета защитный контур и вызвал адъютанта, отдав тому необходимые распоряжения…
Глава 11
А дорога дальше мчится, пылится, клубится…
Как выяснилось, на передовую контрразведчик прибыл вовсе не на своих двоих, а на той самой полуторке, о которой упоминал покойный комбат. Что Леху только порадовало – летун, хоть уже с полчаса передвигался самостоятельно, был еще довольно слаб. Да и вообще, надоело пехом передвигаться. Правда, машину Батищев оставил довольно далеко, километрах в двух от рубежа обороны. Да еще и заплутал в лесу, поскольку к месту они выбирались совсем с другой стороны, делая приличный крюк, чтобы не напороться на немцев. Короче говоря, пока отыскали закиданный ветками грузовик, Борисов совсем выдохся и едва передвигал ногами.
По пути почти не разговаривали: особист шел первым, разведывая дорогу, Степанов с Васькой – следом. Остановились лишь один раз, когда Борисову снова поплохело, и пришлось переждать, пока пройдет приступ тошноты и он сможет идти дальше. Почти – поскольку во время вынужденного привала энкавэдист вдруг спросил у десантника:
– Слушай, сержант, а почему ты немцев «фрицами» назвал? Никогда такого не слышал.
Леха внутренне напрягся, наспех выдумывая объяснение. В разговоре с летуном он уже давно перестал себя жестко контролировать, да тот больше вопросов и не задавал, смирившись и принимая странную речь товарища как должное. А вот с «контриком» всего-то раз оговорился, там, в овражке. И надо же – заметил-таки! Неплохо их в «кровавой гэбне» учат: ведь сам едва не погиб, но все равно на стреме был!
– Так это я сам придумал, тарщ лейтенант.
– Сам? – Похоже, Батищев искренне удивился. – А зачем?
Леха пожал плечами:
– Ну, не знаю даже… Надоело их как-то все «немцами» да «гитлеровцами» называть, вот и придумал. Фриц у них довольно распространенное имя, потому «фрицами» и обозвал.
– А почему тогда не «карлами» или там «гансами»? Тоже известные имена.
Десантник внутренне ухмыльнулся: ну, ты сам напросился – и выдал, придав голосу некоторую задумчивость:
– Можно и «гансами», конечно, тоже неплохо звучит. Просто мне в тот момент именно Фриц в башку пришел. С другой стороны, ихний Ганс – это ж Ваня по-нашенски. А вот насчет «карлами»? Не, никак нельзя. Нехорошо получится, вроде как на товарища Маркса намекаешь.
Особист дернулся, вильнув взглядом, и торопливо отвел глаза в сторону, с досадой пробурчав под нос:
– Ты это, Степанов, давай треплись меньше! А то когда-нибудь договоришься, шутник хренов. Выдумал тоже, понимаешь! Все, отставить разговоры. Как там товарищ твой, оклемался малехо? Тогда двинулись, немцы, когда вперед рванут, нас ждать не станут.
