– Так нечестно, – надулась я. – Нельзя называть животных именами людей.
– А подкидывать преподавателям этих животных можно?
Тут я поняла, что надо сматываться, пока Смерть добр и спокоен. Оставляем живность в крепких мужских руках и даем деру, а там Война план покажет. Надо было сбегать к Максу и переделать кучу дел – разобраться, как перемещаться домой из других стран, если вдруг нас занесет слишком далеко, выяснить природу маминой записки и не облажаться в очередной раз.
– Чаю хочешь? – донеслось мне вслед.
Не успел. Мы, смерти, быстро бегаем.
Но на следующее утро никто никуда не уехал. У папы отменилась командировка – в мире смертных снова продлили какой-то древний календарь, и апокалипсиса не случилось, Офелия решила выспаться перед отбытием к бабушке. Я все утро следила за мамой, но та вела себя как обычно. Разве что была в приподнятом настроении и приготовила на завтрак потрясающие черничные оладьи. Постепенно я успокаивалась.
Наверное, она писала записку подруге. Иначе не стала бы оставлять ее на видном месте, да и сегодня была бы не такой радостной. О том, что мама, возможно, оставила ее на комоде случайно, я как-то не подумала.
И даже исчезнувший зомбяк не мог испортить это утро. Утро отбытия Фели к бабушке. Да ради этого я готова еще раз все окна вымыть! Завтрак мне казался бесконечным, ведь впереди ожидались два дня счастья, когда никто не будет брать мою косметику, украшения и обувь.
В будние дни мы не собирались всей семьей ради приема пищи. Гораздо проще было каждому поесть быстренько и помыть одну-две тарелки, чем кому- то одному перемывать потом всю посуду. Но в выходные все было иначе. Хоть в лепешку расшибись, но к девяти ты обязана сидеть за столом в приличном виде.
Я всю ночь проворочалась, вспоминая, откуда мне знакомо место, в которое свалил Джереми, что с маминой запиской и как теперь учиться в академии. Поэтому сидела, кромсала ножом яблоко и клевала носом. Есть не хотелось по двум причинам: недосып и незнание того, как поведет себя мой желудок в самолете.
Изредка я кидала завистливый взгляд на сестру, с удовольствием трескавшую бутерброды с красной рыбой и запивавшую все это сладким чаем. Сама Фели ничего не замечала, погруженная в подаренную бабушкой электронную книгу.
– Офелия, – наконец не выдержала мама, – обрати внимание на нас. Что ты там такое читаешь?
– Ничего, – поспешно отложила Фели книгу в сторону. Слишком поспешно, так что мне тут же захотелось сунуть туда свой нос.
Поэтому, когда в дверь позвонили, я проявила невиданное до этого рвение и кинулась открывать дверь. А там стоял Голод. Мало радости видеть потенциального свекра и своего преподавателя утром в выходной. Но Голод сухо кивнул мне и с папкой в руках прошел в кухню. Когда я вернулась, он сидел на моем месте и протягивал бумаги отцу.
– Это что? – брезгливо поинтересовался папа.
У него был поразительный нюх на неприятности. Поэтому папку он не взял, сделав вид, что капец как занят размешиванием сахара в чае.
– Петиция об импичменте Смерти и бойкоте Лоры. Мы с Войной считаем, что наместничество недопустимо и сажать никому не известную девицу во главе академии нельзя. Несколько преподавателей на нашей стороне.
– А я вам зачем?
– Если нас поддержишь, то будет три против одного.
– А мне это зачем? – подогревая взглядом свой чай, продолжал расспросы папа. – Какой мне резон в предательстве друга?
– Ты хочешь быть вечно в тени? – наклонившись вперед, буквально прошипел Голод. – Тебе двух девок поднимать!
Папа кинул выразительный взгляд на сестру, с аппетитом жующую четвертый бутер.
– Что-то не вижу, что они в чем-то нуждаются. А твоей бумажке есть другое применение. – Папа вырвал из рук коллеги бумагу, завернул в нее бутерброд и протянул обратно. – Держи. Тебе в скором времени понадобится. Считай это заблаговременной милостыней.
Стараясь не засмеяться, я собрала посуду и пошла на кухню. В книгу Фели заглянуть так и не удалось, но сцена с Голодом позабавила. Я никак не ожидала, что всадник увяжется за мной. На кухне он выкинул папину подачку в мусорку и повернулся ко мне, будто чего-то ожидая. Однако я не спешила начинать разговор, хотя взгляд в спину изрядно нервировал.
– Рад видеть, что жена моего сына будет хорошей хозяйкой, – наконец начал Голод, глядя, как я орудую губкой.
Хорошая хозяйка тут же разбила тарелку.
– А как дела на учебном поприще? Все еще бегаешь за дипломом?
– Вы сами знаете.
– Может, хватит надрываться? Может, быть смертью – не твое?
Ну кто говорит такое женщине с ворохом ножей и горой посуды под рукой?
– А вам какое дело? – резко окрысилась я, швыряя губку в раковину и оборачиваясь к Голоду.
– Да жалко тебя, дуреху. Мучаешься, носишься по миру смертных как ужаленная. Может, ты жизнь?
