на ангелов.
И теперь мужчина не мог не обращать внимания на облака цветного света, окружавшего ангельских творений, на поля энергии, отделявшие небесных существ от ровных бесцветных пространств, занятых людьми. Он следил за тем, как они передвигаются по Марсову полю, взволнованный притягательностью небесных существ. Иногда Верлен не сомневался в том, что сходит с ума и создания приставлены к нему как персональные демоны. Порой охотнику казалось, что он живет в новом круге ада, населенном бесконечным разнообразием монстров, собравшихся для того, чтобы дразнить и мучить его.
Однако подобные размышления вполне могли привести в сумасшедший дом. Приходилось заставлять себя сохранять душевное равновесие, помнить, что он видит предметы на более высоких частотах, чем обычные люди. Такой дар следует хранить и защищать при всей его ненормальности.
Бруно, друг и наставник, человек, привезший его из Нью-Йорка и научивший охоте на ангелов, давал ему таблетки, чтобы успокоить нервы, и хотя Верлен старался принимать по возможности меньше, он невольно потянулся к лежавшей в кармане эмалевой бонбоньерке и достал две белые пилюли.
Ощутив прикосновение к плечу, Верлен обернулся. За спиной стоял Бруно с мрачным выражением лица.
– Порезы свидетельствуют о нападении имима[2], – произнес он негромко.
– Что подтверждает и обугленная кожа, – проговорил Верлен. Расстегнув куртку – сомнительных достоинств желтое старомодное полупальто из полиэфирного материала, модного в семидесятых годах, – он шагнул ближе к телу. – Какие-нибудь документы имеются?
Наставник забрал бумажник покойного – замшевая поверхность его была запятнана кровью – и начал просматривать содержимое. Внезапно выражение лица Бруно изменилось. Он поднял пластиковую карту.
Верлен взял ее в руки. С нью-йоркских водительских прав на него смотрело лицо женщины – черноволосой и зеленоглазой. Сердце забилось в груди, когда он осознал, что видит документы Эванджелины Каччаторе.
Верлен глубоко вздохнул, прежде чем вернуть документ.
– Ты уверен, что это действительно она? – проговорил он, внимательно наблюдая за выражением лица босса и понимая, что все в его судьбе – отношения с Бруно, связь с Обществом ангелологии, все дальнейшее течение жизни – будет зависеть от того, как он проявит себя в этом деле в ближайшие десять минут.
– Эванджелина – человек, женщина; а это – женская особь нефилима, – ответил Бруно, кивая в сторону окровавленного трупа. – Однако распоряжайся.
Мужчина пропустил пальцы между пуговиц длинного плаща жертвы; руки его тряслись так, что ему пришлось заставить себя успокоиться, прежде чем приступить к ощупыванию контуров ее плеч. Лицо убитой сделалось совершенно не поддающимся опознанию.
Верлен вспомнил свою первую встречу с монахиней[3]. Она была грустна и прекрасна, огромные зеленые глаза ее смотрели на него так, будто он явился затем, чтобы украсть их священные тексты. Она с подозрительностью отнеслась к незваному гостю и намеревалась выставить его вон – причем самым жестким образом. Однако Верлен сумел рассмешить ее, чем вызвал доверие. Это мгновение запомнилось надолго, и, невзирая на все приложенные усилия, он никогда не смог забыть Эванджелину. Прошло более десяти лет с того момента, как они стояли рядом в библиотеке женского монастыря Святой Розы перед раскрытыми книгами, не подозревая о подлинной природе мира. «В то время были на земле исполины»[4]. Эти слова и показавшая ему их женщина изменили жизнь ангелолога.
Он никому не рассказывал правду о ней. В самом деле, никто не знал, что она принадлежала к числу небесных существ. В молчании о тайне монахини Верлен видел не высказанный вслух обет: он знал правду, но никогда не откроет ее кому бы то ни было. Так, и только так, как понимал он теперь, можно было сохранить верность любимой.
Засунув водительские права в карман, мужчина направился прочь.
Париж был полон ангелологов и поэтому представлял собой одно из самых опасных мест во вселенной для такого безрассудного ангела-имима, как Эно. Подобно всей своей родне, она была рослой и гибкой, высокие скулы дополняли полные губы и серая кожа. Она пользовалась густыми черными тенями, красной помадой, одевалась в черную кожу и часто открыто расправляла черные крылья на обозрение охотникам. Подобный жест расценивался как провокация, однако ангелица не имела намерения прятаться. Земной мир скоро будет принадлежать им. Это обещали братья Григори.
И все же Париж кишел ангелологами – учеными, по внешнему виду которых можно было предположить, что они полсотни лет не вылезали из архива Академии ангелологии… Это были излишне ревностные посвященные, фотографировавшие любое небесное создание, биологи от ангелологии, разыскивавшие образцы ангельской крови, и, что было хуже всего с точки зрения Эно, бригады охотников на ангелов – они хотели арестовать всех ангельских существ. Эти идиоты часто путали голобимов с имимами, а имимов – с более чистыми созданиями, такими как Григори. Теперь охотников можно было видеть едва ли не на каждом углу… Они выжидали, готовые арестовать свою жертву. Для тех, кто мог обнаружить охотников, жизнь в Париже была просто неудобной. Для тех, кто не мог, каждое передвижение по городу становилось смертельно опасным предприятием.
Конечно же, Эно следовала строгим обязательствам, первым и важнейшим среди которых было не допускать того, чтобы ее поймали. Убив Эванджелину, она немедленно ретировалась и шла теперь по Елисейским полям, где никто не подумал бы искать ее. Она знала, что иногда лучше прятаться
