Благодушный, вполне его оправдывал. Единственные сражения, которые он вел, были семейными, и никакой баталии, страшнее скандала с женой, не представлял. В отличие от неугомонного отца, он не стремился покорить сопредельные страны, довольствуясь нынешним положением дел. Наместники, до дрожи в коленях боявшиеся Нумилия Кровавого, заметно расслабились всего за несколько лет правления его сына и стали больше заботиться не о благе королевства, а о собственном благополучии; их старания сделались не столь усердными, а, значит, и доходы с провинций существенно снизились. И хотя главный казначей Тиронги явно преувеличивал плачевное состояние государственной казны, но в ближайшем будущем его скорбные прогнозы вполне могли стать свершившимся фактом. Читая отчеты послов при дворе Юлейна и донесения многочисленных шпионов, которыми он наводнил Булли-Толли, Юкоку, Юмамур, Шэнн, Кисякисы и другие города Тиронги, Килгаллен понимал, что в самом скором времени сможет осуществить все свои замыслы. Его собственная армия была сильна как никогда прежде, торговля процветала, страна богатела.
В последние годы он предусмотрительно сдружился с князем Люфгорном Торентусом — братом жены тиронгийского монарха. У Люфгорна было несколько замечательных качеств, которые король Гриома ценил особенно высоко — и в первую очередь, чудесное стратегически неоценимое княжество с отменно укрепленной столицей на северо-западной границе Тиронги, откуда было рукой подать до Булли-Толли. Князь был не в восторге от своего венценосного родственника, мечтал поживиться его богатствами и расширить свои владения за счет земель Гахагунов, и неоднократно намекал Килгаллену, что тот может всецело рассчитывать на его лояльность и, более того, дружескую поддержку, если когда-нибудь решит атаковать Тиронгу. Еще весной Трехглазый строил планы на стремительную военную кампанию, а после ее завершения предполагал выгодно жениться на наследнице аздакского престола, в руке которой в нынешней ситуации ему бы наверняка отказали. И вдруг с возвращением Зелга да Кассара все изменилось.
Вначале гриомский владыка даже обрадовался, полагая, что внутренняя распря измотает Тиронгу, и она станет более легкой добычей. Но кузены внезапно помирились, подружились и, если верить шпионам, души друг в друге не чаяли. А тут еще репутация Зелга как пацифиста и наивного студента очень быстро сменилась на репутацию победителя Галеаса Генсена и Князя Тьмы, что, согласитесь, в корне меняет дело. Слава Такангора Топотана гремела по всему Ламарху, и многочисленные репортеры, военные обозреватели, а также министры, генералы, аналитики и историки единодушно сулили ему великое будущее, сами не ведая того, терзая короля Гриома, у которого не было в запасе такого же замечательного военачальника. После битвы при Липолесье, упрочившей могущество кассарийских некромантов, Килгаллен мрачнел с каждым днем, с каждым тайным посланием и с каждой газетной статьей, уже не надеясь на лучшее.
Секретная депеша от короля Тифантии Ройгенона Стреловержца вернула его жизни утраченный было смысл и перспективы на будущее.
* * *
Такангор вышел из западных ворот замка в три часа пополудни, потому что именно тогда в Кассарии официально наступила осень. Он это сразу понял, когда стал причесываться после обеда. На гребенке остался внушительный клок рыжей шерсти. Такангор бросил внимательный взгляд в открытое окно. Голубая занавеска трепетала под легким дуновением юго-западного ветерка. По подоконнику шарили длинные солнечные лучи, но уже не горячие, как рагу из печи, а теплые, как остывающие пончики. Роща на другом берегу озера сверкала и переливалась, словно золотые рупезы в герцогской сокровищнице, что многое говорило о первозданной мощи и красоте природы, потому что каждая из бесчисленных рупез в сундуках кассарийца была начищена и надраена специальными домовыми-казначеями, а листья на деревьях блестели с не меньшей яркостью исключительно собственными силами. Неправдоподобно чистое лазурное небо отражалось в глади озера, и белые облака ленивыми пухлыми рыбинами скользили в прозрачной воде. Выскочила из ветвей белка с внушительным орехом в зубах, метнулась рыжей тенью вверх по стволу и снова слилась с еще пышной медной листвой.
— Линяем, золотимся, запасливо скачем с орехами. Осень, значит, — подытожил Такангор. — Ну, осень так осень.
Как мы помним, он приветливо помахал кухонным окнам, за которыми троглодиты громили поваров, и бодро отправился в дорогу.
«Веселые бобрики» была единственной причесочной в Виззле, но это нисколько не мешало ей быть лучшей из всех. Туда-то славный минотавр и направил свои копыта. В причесочной колдовал дипломированный шерсточес и пуховед Ас-Купос, последний представитель древнего рода огров-мракобесов из племени Собирателей Скальпов. Конечно, его предки проявляли интерес к чужим прическам в несколько ином аспекте, но нельзя отрицать, что в выборе профессии просматривалась определенная преемственность поколений. Сам Ас-Купос очень гордился своим происхождением и даже украсил стены приемного зала не только многочисленными дипломами и медалями, полученными за победу в солидных конкурсах, но и взятыми в рамочку дедушкиными наставлениями — как правильно определить качество волос (шерсти, пуха, перьев) и на что какие волосы (шерсть, пух, перья) пригодны. Вероятно, в любом другом месте при таком подходе его мастерская не просуществовала бы и недели, но в Кассарии жили существа неробкого десятка, к тому же у всех имелись собственные легендарные родственники. И некоторые родственники были таковы, что на их фоне четверорукие огры-мракобесы казались забавными шаловливыми ребятишками с безобидным хобби. А уж после того, как его стрижкой осталась довольна мадам Мумеза, и Моубрай почтила «Веселые бобрики» своим посещением, авторитет Ас-Купоса взлетел до самого дна Преисподней. Тут надо обязательно упомянуть, что и тогда расценки на его услуги
