воспитанницы в Школе.
Столбняк с тети Салины сошел только после глухого покашливания (глухим оно было, потому что я старательно кашляла внутрь большого котла, который, к тому же, выдавал совершенно жуткое эхо, превращая обычный кашель в утробный хрип подыхающего дракона).
Она села на табурет, ничего не замечая вокруг –
Ха! Знала бы она, кто ей котлы чистит… Наверное, вообще заикаться бы начала. Особенно, при воспоминаниях о применении половника в целях, никак не связанных с кулинарией.
Я потерла упомянутую «цель» и тоже глубокомысленно уставилась на наш закопчённый потолок. Причиной несвойственного мне приступа мечтательности была вовсе не фамилия Эстана – она на меня, в отличие от тети Салины, впечатления как раз не производила, а вот его изумительные глаза цвета осеннего неба…
Тиона так и не узнала, кто ей обеспечил веселую зеленую сыпь, но была бездоказательно уверена, что это – моих рук дело. Даже не знаю, почему это пришло ей в голову.
Предъявить она мне ничего не могла. Старшая Воспитатель – дама не болтливая, все проблемы предпочитает решать лично, сор из избы не выносит, а Тиона ей нравилась не больше, чем мне. Так что, не считая внеочередного дежурства, можно сказать, что мне всё сошло с рук.
Наш факультет целительства вообще пользовался славой самого безалаберного. Люди у нас учились талантливые, творческие, и нереализованная творческая энергия нещадно требовала выхода.
Как и все гении, юные целители делились на две категории – одни пытались навязать обществу свои правила, другие от этого самого общества самоустранялись.
На деле это выражалось в том, что половина факультета занималась активной общественной жизнью, проводили благотворительные акции, типа «Вылечи юродивого бесплатно – Выиграй золотой стетоскоп в подарок», или митинги – «Целители за сенат!», или создавали больницу для беспризорников.
Я относилась к другой половине. Вопреки законам математики, она была меньше первой.
С детства не любила всякие сборища, предпочитала книги и потихоньку занималась магией, чтобы не потерять навыков. Хотя в Тальсске уже лет тридцать, как магию с определенными ограничениями разрешили, память о Черной Инквизиции не давала носителям Дара спать спокойно.
Раньше я жила в другой стране, где магию признавали и искусством, и наукой. Где во главе государства стоял Маг, и если старший сын или дочь (власть передавалась прямым наследованием по старшинству независимо от пола) не обладал магической силой, власть переходила не к нему, а к следующему в списке наследования, этой силой обладавшему. В итоге именно этот закон и привел к неприятностям – старшие дети бывают очень обидчивы…
В общем, так вышло, что до четырнадцати лет меня учили тому, что уже четыре года я вынуждена скрывать и практиковаться тайком, по ночам. Об этом знала только Дасма.
Впрочем, Дасма знала обо мне всё. Мы делили одну комнату в общежитии больше четырех лет, и она была единственным моим близким человеком.
Училась Дасма на факультете «Управления элитными домами и организации светских мероприятий». Экономка и тамада в одном флаконе, только на порядок дороже.
После лекций Дасма бежала на работу, в один из богатых домов – гоняла горничных и изводила повара. По крайней мере, я себе примерно так представляла ее должностные обязанности.
Еще она периодически занималась подготовкой балов, праздников и других светских мероприятий. Видела я её только по ночам и в редкие выходные дни, когда нас отпускали по домам.
А домом все четыре года нам служило школьное общежитие. Комната небольшая, но уютная – Дасма создала в ней своеобразный антураж, который напоминал сразу и логово лесной ведьмы, и палату принцессы – мои травы сушились пучками, свисая с потолка; склянки, баночки и прочая лекарская посуда занимала две полки шкафчика, остальные пять полок оккупировали книги.
При этом шторы, покрывала и даже коврик – в нежных розово-бежевых тонах. На окне – красные цветущие бегонии, даже каменная кладка и портал камина выкрашены в миленький розовый цвет. У случайных посетителей нашего обиталища, как правило, начинался приступ когнитивного диссонанса, но нам нравилось.
Обычно я валялась здесь на кровати, наслаждаясь тишиной, с книжкой в руках. Но сегодня Дасма заявилась домой раньше, чем я ждала, и какая-то возбужденная – каре-зеленые глаза горели, как болотные гнилушки, рыжая челка топорщилась над покрасневшим лицом, пухленькое тело подпрыгивало от нетерпения, напоминая мячик. В коробке, зажатой в руках, также прыгали пирожные… Похоже, всю дорогу до дома она просто бежала.
– Мы едем в столицу!!! – выпалила Дасма с порога, плюхнув коробку с пирожными на белоснежную скатерть деревянного столика, стоящего между нашими двумя кроватями.
Как будущий профессиональный целитель я знала, что с теми, кто внезапно свихнулся, не спорят, поэтому кивнула:
– Хорошо. Только компот допью.
Лежать на кровати, потягивая отвар лесных ягод и перелистывая страницы новой книжки, еще пахнущей типографией, было так чудесно, что
