не знаю.
Умник хмыкнул:
– Да все тут очевидно. В информструктуре хранится только значимая информация. Например, если описывать камень, то утрированно достаточно описать его форму, материал и принцип связи между атомами и молекулами кристаллической решетки. Если есть неоднородности, они отдельно описываются. Остальное дорисовывается «воображением мироздания», если ты так уж хочешь красивости услышать. Хотя, конечно, все равно все это сложно. А в этом копировальном аппарате передается информация чуть ли не до уровня кварков. Для каждой минимальной единицы. Потому и вычислительные мощности такие завышенные. Они, впрочем, связаны не со сложными алгоритмами, а с пропускной способностью обсчитать все эти атомы и кварки…
Я хлопнул себя по лбу.
– Что-то я туплю сегодня. Все верно. Ладно, это пока не важно. Я тут другое придумал, как раз на основе копирования информструктур.
Я достал из кармана обычную скатерть. Посмотрел на маленький столик Умника, двинул бровью, щелкнул биореле в голове, и стол, столкнув ноги моего друга с себя, вытянулся на пару метров. Затем я постелил на него скатерть. Кстати, красочно расшитую по местным культурным особенностям.
– И что? – Умник с интересом посмотрел на скатерть. – Красиво.
– Полностью автономная, то есть независимая от моего биокомпа, скатерть-самобранка.
– Самобранка? – повторил за мной по-русски Умник. – Сама бранится? Ругаться, что ли, может?
Я невоспитанно заржал.
– Ага, для того к ней и инфокомп прикручен. Ага… – Я продолжал смеяться. Неожиданно хохотунчик напал. Подозреваю, что Умник специально это сделал, – уж больно я серьезен был. Вытерев слезы, я предложил: – Постучи по ней.
– Тук-тук-тук, – параллельно стуку озвучил Умник.
Над столом тут же появилась иллюзия верхней части тела пожилой женщины, скорее бабки, в старорусской одежде и кокошнике. Посмотрев на Умника, она заговорила:
– И чего тебе надобно, красный молодец? Чайку аль борщеца навернуть желаешь? А может, ушицы? Царской! А? Давай! Не пожалеешь!
– Ну давай. – Ошеломленный Умник кивнул.
Женщина пригорюнилась:
– А нету! Ничего русского нету! Только татевские всякие курунтуйки, паролашки, туромушки… Что будешь?
– Хм… – заперхал Умник. – Ну давай туромушку, хоть узнаю, что это такое.
На столе тут же появилось блюдо с парящей едой. Туромушки – блюдо из хвостов специально разводимой в воде ящерицы. Вроде крокодила, только более мирного.
– С тебя тридцать копеек, милок! И не смей выбрасывать остатнее! Чтобы все съел, тута нету уборщиков за всякими убирать! – Иллюзия пропала.
Умник посмотрел на меня.
– А что? Я ничего! – Взял кусочек мяса со стола и засунул в рот. – Мм… вкуснятина! Готовится только в лучшем ресторане Ремопил!
– Жаль, что я попробовать не могу.
– Что скажешь? – Я кивнул на скатерть, с которой после троекратного стука остатки еды пропали.
– Это что-то из сказок ваших?
– Ага.
– Впечатляюще. Эдак весь мир накормить можно.
Я поморщился:
– Не стоит. Я считаю, что только в высокоразвитом обществе, особенно духовно и психически, можно отменить борьбу за место под солнцем, за еду. А иначе и незачем учиться, работать: и так бананы над головой растут – чего еще надо? Боюсь, даже на Земле мы еще не достигли такого уровня развития.
– Ты молодец. – Умник вздохнул, потом посмотрел на меня: – И я молодец.
– Хочешь сказать, уже закончил дела здесь?
– Почти. Осталось обезопасить семью Смарти от королевских милостей, и все.
– Все-таки решил поменять тут династию?
Умник смущенно поковырял носком землю:
– Понимаешь, не могу я просто так уйти. Да и Смарти нужна тяжелая работа. Психика – дело тонкое, если его оставить на всем готовом, а у него и так есть почти все, то неизбежно он скатится. А в царском кресле у него до самой старости не будет времени на спокойную жизнь.
Я безразлично пожал плечами:
– Делай что хочешь. Только смотри, чтобы с Оробосом у них терок не было. Все ж для меня именно Оробос ближе, да и императрица там… не чужой
