местного диалекта и лялякали на нем, как на родном языке, лишь иногда вставляя словеса из прежней жизни. – Мы свои, пришли к вам на выручку. Нас Вестимир прислал.
Не совсем понимая, о чем речь, толпа уловила одно, что волхв прислал помощь.
– Сейчас вас освободят, и мы решим, что делать дальше. Я отойду к вежам. Всем мужчинам подойти туда, будем думу думать.
3
Если бы кто сказал Галине раньше, что вся жизнь в один миг может измениться бесповоротно, безжалостно лишив ее всего, к чему она привыкла, что любила, да, и чего греха таить, не слишком ценила, она бы не поверила. Но теперь это было именно так.
Наступившее утро встретило всех в виде старика волхва Вестимира, представшего перед заспанными лицами, в белой длинной полотняной рубахе, подпоясанной тонким расшитым поясом, и портах, в руках державшего деревянный посох.
– Вставайте, детушки. Работа нас ждет сегодня нелегкая да скорбная. Умывайтесь, ешьте, пойдем краду строить.
– А что такое крада, дедушка? – спросила девчушка с белокурыми косичками, растрепавшимися после сна.
– Прощальная ладья. Родичей провожать будем к дедам нашим.
Вестимир еще вчера угадал, кто способен верховодить в этом коллективе. Обратился к Галине:
– Второго дня Ярилин день был, седни день Мокоши, хороший день, чтобы проводить родовичей в Ирий. Я пойду, а ты, Галина, приводи всех по тропке к веси. Ждать вас там буду.
Дрова выносили из дубравы. Приходилось преодолевать три сотни метров до размеченного контура погребальной лодки, довольно-таки большой, Галина прикинула, метров пятнадцать в длину и шесть в ширину. Дрова дубовые укладывали по всей площади. Внутри, на дрова, наложили охапки соломы и ветки, на все это – березовые поленья, а дальше снова повторяли расклад. Несмотря на возраст коллектива работников, к обеду ладья выросла вверх, выше Галиного роста.
– Так почему эту ладью называют «крада»? – задала вопрос волхву.
Глянув на нее, жрец объяснил:
– Крада – это особый костер, крадущий из нашего мира, в средний мир все то, что на него положено. Так, мы хороним людей умерших.
После обеда стали сносить и укладывать в ладью погибших. Первое чувство, которое испытала Галина, да и остальные тоже, было чувство противления происходящему. Никто из них, никогда не видел столько покойников, а ведь их еще требовалось перенести. Перетаскивая покойников своими слабенькими ручонками, девочки плакали. Мальчишки крепились, пытаясь показать, что мужчины не плачут, но слезы нет-нет, да и появлялись на щеках.
Людям двадцать первого века не принять случившегося в этой деревне. Если нет войны там, где они живут, как можно воспринять сотню обезображенных трупов, да еще прикасаться к ним руками. Среди покойников чаще всего попадались старики и дети, но были и люди среднего возраста. Печенеги не пожалели деревню, вычистили ее от нажитого добра и людей, живших в ней.
Вечерело. Со стороны дороги послышалось конское ржание, скрип телег, приглушенный расстоянием, людской гомон. Все настороженно, прекратив работать, повернули лица в направлении звуков. Из-за излучины реки появились телеги, запряженные лошадьми. Рядом с телегами, в которых ехали дети, шли люди, мужчины и женщины. Первым, ведя лошадь под уздцы, шествовал Монзырев. Он направил движение «табора» прямиком к краде. Дети и девушки, увидев его, восторженно закричали и все разом бросились навстречу. Подбежав, попытались вцепиться в него, обнять, выразить ему свою радость, лишь за то, что он пришел, за то, что не бросил, не погиб, за то, что он есть у них.
«Ну, как отца родного встречают», – пришла в голову Монзырева радостная мысль.
– Ну, все-все. Задушите. Идите лучше Андрюху и Сашку тискайте.
Он повел обоз дальше к краде, к одиноко ожидавшему волхву.
– Вот, Вестимир, я привел живых. А в обозе, в телегах – мертвые. Мы не смогли их бросить, а захоронить не получилось.
– Я ждал тебя, – и обратился к родичам. – Родовичи! Слушайте меня. Чтобы проводить погибших за кромку, отроки сложили краду. Диды наши заждались умерших родовичей. Несите в лодью погибших из телег. И поставьте поминальную еду в ногах усопших.
К Толику подбежала Галина. Ее лицо выражало крайнюю озабоченность, даже на лбу проявлялся знак вопроса.
– Анатолий Николаевич, а где Толик?
– Нет больше Толика, Галочка. Если есть желание, можешь на его тело взглянуть. На крайней телеге он.
Галка прикрыла ладонью рот, будто хотела удержать готовый вырваться крик отчаяния. Рухнул последний мосток между ее прошлой жизнью и случившейся реальностью. Крупные слезы побежали по щекам.
Краду накрыли широкой полосой белой домотканой холстины. Телеги отвели в сторону, собрались у погребальной ладьи.
Волхв вышел перед кривичами. Славяне, затихнув, ждали, о чем он скажет.
– Родовичи и соседи наши, из других весей. Мы провожаем умерших. Скоро встретятся они с предками в чертогах другого мира, в царстве Мары. Отправляет ладью в путь, по законам нашим, старейшина, боярин родовой или жрец. Вы все знаете это. Сейчас, когда скоро закат солнца и родовичи наши, «видя» свет, пойдут за «уходящим» светилом. Я хочу сказать вам. Старейшин наших убили проклятые людокрады. Боярин Слуд погиб, защищая весь. Я хочу,
