Стюард отодвинул ему стул за общим столом и дал кому-то знак нести завтрак.
– У вас завидное самообладание, десятник. – Александр Сергеевич заразительно рассмеялся. – Я вот в первый раз когда летел, так чуть штаны не обмочил. А когда первый раз в училище прыгал с парашютом, так чуть не стал заикаться. Уверен, у вас всё получилось бы с первого раза.
– Надо попробовать. – Горыня, совершивший в прошлой жизни за сотню прыжков, спокойно пожал плечами, присаживаясь за стол, и благодарно кивнул матросу, который принёс большую тарелку каши с маслом, стакан с горячим чаем и тонко нарезанную ветчину и балык.
– А правду ли говорят, что вы в последнем бою один уложили полсотни турок? – Седой полковник из генштаба, сидевший по левую руку от Пушкина, внимательно посмотрел на Горыню.
– Да не считал я их. – Горыня, уже нацелившийся на истекающую ароматным паром кашу, с сожалением отложил ложку. – Но так-то да. Их там всего сотня была или чуть больше. Ну и где-то половину я там оставил.
– Да как же так вышло? – Полковник тоже отложил столовые приборы. – Один да против стольких врагов?
– Реализовал тактическое преимущество. – Горыня усмехнулся и, обратившись к прислуживающему за столом, попросил:
– Простите, не знаю вашего звания…
– Старший матрос… – вполголоса произнёс командир воздушного корабля.
– Старший матрос, – поправился Горыня, – не сходите ли ко мне в каюту и не принесёте ли такое короткое ружьё. Оно там возле окна стоит, не ошибётесь. Да из-под подушки быстрострел тоже.
Офицеры помолчали.
– Вы всё время кладёте оружие под подушку? – спросил молчавший до сих пор подполковник в лазоревом кафтане Тайного приказа.
– Тяжёлое детство, господин подполковник, – Горыня насмешливо развёл руками. – Побудки случались порой довольно неприятные.
Через пару минут в зал на небольшом столике, словно очередное блюдо, вкатили автомат и пистолет.
– Полюбопытствовать взглядами можно уже сейчас, но я предлагаю сначала всё же поесть, а после разбираться с оружием. – Горыня чуть склонил голову, обозначая поклон. – Тем более что оружие хорошо смазано маслом, а оружейная смазка неважная приправа к завтраку.
Под такое напутствие еду смели в десять минут и, освободив стол от тарелок, выложили на него оружие.
– Ну, вот это условно можно назвать автомат. – Горыня вынул магазин, передёрнув затвор, убедился в отсутствии патрона в патроннике и, сняв заднюю крышку, вытащил затвор с возвратной пружиной. – Боеприпасы обычные, в четыре линии под скорострел.
– Мы называем его револьвер, – негромко подсказал офицер Тайной канцелярии.
– Револьвер так револьвер. – Горыня, внутренне усмехнувшись, кивнул. – А огненный припас для ручного оружия я называю патроном.
– От латинского patronus – покровитель?
– Или от испанского patron – главный. – Горыня кивнул. – Всё же в оружии патрон – главный, как ни крути. А «огненный припас» как-то длинно. Патроны располагаются вот в таком коробе – магазине, откуда автоматикой подхватываются по одному и подаются в ствол, где выстреливают и выбрасываются наружу механикой, приводимой в действие силой отдачи. Дальше цикл повторяется, пока нажат спуск или есть патроны в магазине. Их тут тридцать пять штук, а смена магазина при должной сноровке занимает две-три секунды. Собственно, таким образом и развивается подавляющая огневая мощь, позволяющая одному стрелку вести огонь, сравнимый с десятком, а то и с сотней.
– А это? – подполковник показал на пистолет.
– Конструкция та же, только нет возможности стрелять очередями как у автомата.
– Тогда зачем он нужен? – удивился контрразведчик.
– А вы когда-нибудь оказывались в ситуации, когда не успеваете перезарядить револьвер? У меня, пока я не сделал это оружие, такая ситуация возникала с пугающей регулярностью.
– У вас такая неспокойная жизнь, десятник? – поинтересовался Пушкин, внимательно рассматривая пистолет.
– Четыре упыря, штук пять навок, ну и так, по мелочи всякого. – Горыня улыбнулся. – А вы как проводите свободное время?
– Ну, примерно так же. – Подполковник в лазоревом камзоле кивнул и улыбнулся. У меня на личном счёту уже десятка полтора упырей, пяток кромешников и один драхун. И скажу, что от такого автомата я бы точно не отказался. Уж очень хлопотное это дело колдунов упокоивать. У меня револьвер под пятилинейный патрон, а вместо пули – серебряная дробь в тонкой стальной оболочке. Только так и спасаемся. Живучие поганцы…
– Да, Михаил Викторович, ваш револьвер не всякий удержит. А уж стрелять-то… – заметил генштабист и усмехнулся. – Я вот по времени боевой службы своей в основном десятилинейной картечницей пользовался. Если попал, то всё. Конец колдуну.
– А если промазал – втык от сотника за растрату дорогого боеприпаса. – Офицеры рассмеялись.
Тем временем Пушкин уже разобрал и собрал автомат и, выдвинув приклад, вскинул оружие к плечу.
– Дельно, дельно. – Он довольно покачал головой. – И в руках держать удобно, и лёгкий. А с надёжностью как?
– С надёжностью пока не очень хорошо. – Горыня развёл руками. – Сталь нужна получше да станки более точные. Но осекается редко. На пять магазинов – один раз или менее. Но чистить нужно после каждого боя, причем чистить аккуратно. Никакого песка или толчёного кирпича. Только масло, и не
