Мне невольно подумалось: «А смущения ли?» Эта «робкая» лэй могла краснеть совсем по другой причине. В признаках влюбленности я разбиралась как никто. И приливающий к щекам жар вполне мог появляться на физиономии этой девицы исключительно в присутствии моего мужа. Чем не классическая история — молоденькая восторженная выпускница и взрослый, опытный, наделенный властью привлекательный мужчина? А Грэгори действительно был таким. После свадьбы на меня не только подруги, невесты, жены и родственницы жертв моего дара голодной шаерой[28] взирали. К этому отряду эльзоненавистниц присоединились стройные ряды девиц, которых я обошла в охоте на кошелек и руку лэйда Брэмвейла.
Дальнейший разговор не клеился. Я все глубже погружалась в омут невеселых размышлений. Больше всего удручало то, что поделиться мне было решительно не с кем, и потому собственное одиночество ощущалось особенно остро. С мужем я так и не рискнула обсудить свои подозрения — даже если бы я полностью убедилась в его непричастности, вероятность того, что Грэг всерьез воспримет обвинения в адрес заместителя, которому абсолютно доверял, была мизерной. Не говоря уже о предполагаемой роли «крошки» Риады. В лучшем случае Грэгори бы просто посмеялся над моими умозаключениями, а в худшем — пригласил лекаря.
Не добавило оптимизма и то, что Брэмвейл ушел сразу после ужина. И, судя по одежде и ярко-красному шипу, оправился он отнюдь не на работу. Наблюдая за отъездом супруга из-за занавески, я чувствовала себя крайне нелепо, но просто спросить, куда и зачем он идет, не могла. Целый год мне не было никакого дела до его прихода и ухода, как и до того, чем и с кем он занят, и проявлять столь внезапно возникший интерес было как минимум глупо. Утешало одно — в столь поздний час Брэмвейл никак не мог встречаться с юной особой из порядочной семьи. Но сильнейшего желания последовать за супругом даже эта мысль не могла подавить. С этой задачей справился здравый смысл — мой рыжий Малыш был весьма приметен и, естественно, отлично знаком Грэгу. Не говоря уже о том, что отсутствие «младшего» подопечного было бы непременно замечено Цвейгом, доложено Исми, а в результате мое совершенно нетипичное поведение обсуждали бы все без исключения слуги. Может, пора менять привычки?
Проводив остроносый алый шип взглядом, я отвернулась от окна и… ошарашенно уставилась на такую же алую ленточку, красовавшуюся на покрывале. Ту самую — с крохотным ключиком — что я безуспешно искала два дня. И перед ужином ее там точно не было. Была ли лента, когда я зашла в комнату, я сказать не могла. Услышав сквозь приоткрытую дверь библиотеки, где выбирала себе книгу на вечер, шаги мужа на лестнице и осознав, что он уходит, я буквально влетела в свою спальню, из окон которой открывался прекрасный вид на ворота Брэм-мола. И конечно же, спеша занять наблюдательный пост, по сторонам я в тот момент не смотрела.
Остановившись рядом с кроватью, я уставилась на ленту, как на ядовитую змею. Если бы ключ нашла Хайда, то она положила бы его на тумбу или на столик у окна, но явно не на постель. Так каким образом он здесь оказался? И где был до того? Ведь я заглянула в каждый уголок в поисках этого крохотного кусочка металла. Неужели Грэгори, отправившись переодеваться, прошел через парадную спальню и оставил мне этот неприятный сюрприз? Или неизвестный маг, однажды уже умудрившийся обойти защиту родового гнезда Брэмвейлов при доставке конверта, настолько обнаглел, что переместил свой потерявшийся подарок? Самым скверным было то, что я не могла определить, какая из двух версий пугает меня больше.
С ключом нужно было что-то делать. Брать его в руки я не рискнула. Ждать мужа, чтобы этим занялся он, было бессмысленно. Во-первых, мне нужно было где-то спать, а во-вторых, после пропажи письма я не была уверена, что готова поделиться с супругом своей находкой. Быть может, стоило показать последний оставшийся у меня элемент покушения какому-нибудь магу в городе? Но как?
Через пару минут раздумий меня осенило. Я метнулась к шкафу и выудила из его недр коробку, обтянутую синим сафиром[29] с серебряными звездами. Про приготовленный ко дню рождения мужа сюрприз я вспомнила очень кстати. Подношения для чародеев часто заворачивались в специальный материал, надежно отсекающую любую магию, чтобы одариваемый не узнал о содержимом коробки прежде, чем ее откроет. Такие свертки принимали только от самых близких, от тех, в ком нисколько не сомневались. Но если неделю назад я ни секунды не колебалась, заказывая именно такую упаковку подарка, то теперь уже могла лишь гадать, доверял ли мне Грэгори настолько.
Сафировых перчаток, в которых обычно работали артефакторы, у меня конечно же не было, а потому обертка, безжалостно содранная с коробки, пришлась кстати. Я осторожно подпихнула кусок синей пленки под ключ, стряхнула его в свернутый из того же материала кулек и, тщательно обмотав, положила во внутренний кармашек сумки. Покрывало улетело в угол комнаты, а кровать после тщательного перетряхивания простыней была все же признана безопасной. Но… надо ли говорить, что я совершенно не выспалась?
Проворочавшись всю ночь, вскакивая от малейшего шороха и бросаясь к окну, чтобы в сотый раз убедиться, что подъездная аллея пуста, к утру я чувствовала себя совершенно разбитой. А еще, впервые за год, я закрыла двери. Обе — и ту, что вела в коридор, и в общую спальню.
Из полудремы, в которую я впала значительно позже рассвета, меня вырвала Хайда, вынужденная упорно стучать в створку ногой, поскольку руки ее были заняты подносом. Кайра, окинув цепким взглядом смятую, словно на ней кувыркались, постель и задержавшись на моем, вероятно, не менее помятом лице, даже язвить не стала. Молча поставила поднос на столик у окна и ушла, чтобы вернуться минут десять спустя со льдом и какими-то примочками.
Лишь через час я сумела вырваться из ее цепких рук и сбежать в кабинет — единственное помещение во всем доме, где Хайда не могла достать меня ни масками для улучшения цвета лица, ни наставительным бурчанием по поводу моего поведения. В эту небольшую квадратную комнату чары не пускали никого, кроме меня и мужа. Устроившись на коротком двухместном диванчике, чтобы спокойно подумать, на нем я и провалилась в тяжелый тревожный сон.
