крючками, лежал кинжал. Очень простой, изогнутый, с удобной даже на вид рукоятью, украшенной тонкой резьбой. Он выглядел новым, но был… он старым. Юнчен откуда-то знал это. Знал так же хорошо, как собственное имя.
В висках уже не просто стреляло – боль, ритмичная, будто накатывающие на берег волны, билась о стенки черепа. Парень потер лоб и, раздражаясь на себя – ну что за девичьи слабости! – взял кинжал в руки, поднес к глазам.
По рукояти тусклой, едва заметной паутиной вились иероглифы. «Владеет мной, – морщась, прочитал Ин Юнчен, – тигр Юга, господин над многими, повелитель Чу, и имя ему – Сян Юн».
Древнее имя вонзилось в мозг, будто сталь, раскололо напополам будущее и прошлое. Молодой человек сполз на пол, тяжело дыша. Перед глазами помутнело, мир словно подернулся дымкой, отдалился – и он вновь оказался… где-то. Где-то далеко, там, где не было ни Тайбэя, ни Тайваня.
В руке его, покрытой кровью и мозолями от тренировок с оружием, лежал все тот же кинжал, и он знал, как пользоваться этим оружием. Он умел убивать. Небо, низкое, серое, нависало над ним, и собственное тело казалось очень тяжелым, но для смерти – и своей, и чужой – время не пришло. «Пока, – заворочалась в сознании Ин Юнчена чужая – и своя! – мысль. – Пока не пришло».
И он вынырнул из своего видения, хватая ртом воздух, отбросил кинжал в сторону, будто это был не кусок железа, а ядовитая змея, отодвинул подальше посылку Тьян Ню. Взгляд его зацепился за что-то непонятное, белое – и, холодея в предчувствии новых странностей, Юнчен вытянул из кармашка на футляре тонкий конверт.
Но в нем не было ничего особенного: ни писем с признаниями, ни страшных тайн или секретов. Только лист тонкой рисовой бумаги, на котором изящным плавным почерком было выведено несколько иероглифов.
«Найди мою Сашу, найди Сян Джи, – вот что сквозь время, из своей могилы, говорила ему Тьян Ню. И еще: – Поторопись».
Лагерь союзников, или, как они сами себя называли,
Отсмеявшись за завесой рукава, Таня посмотрела в сторону городка и почувствовала укол совести. Нет ничего смешного в том, что за его стенами сейчас сидят ни в чем не повинные люди и молят богов о спасении, которого нет и не будет.
Но говорить Сян Юну она ничего не стала, чтобы не сбивать с мирного настроя на предстоящие переговоры с Лю Дзы. Дядюшка, похоже, сделал невозможное – лаской ли, таской ли, но усмирил фамильное бешенство племянника. Таня подозревала, что старый интриган однажды вечерком просто снял с себя кожаный пояс и выдрал им упрямого генерала как сидорову козу. Уж больно ровно тот держал спину и слишком аккуратно садился. Со своей стороны, небесная дева в эти дни была с Сян Юном необыкновенно приветлива. Даже попросила сыграть на флейте. Выходило, что они с дядюшкой обрабатывали парня совместно, добиваясь своей цели. И совесть небесную деву не мучила нисколечко. Скоро-скоро, вот прямо сегодня, она увидит Люсю, они поговорят, составят план, а там, глядишь, сестричка-лисичка придумает, как отобрать черную рыбку у Сян Ляна и отыскать белую рыбку. А затем… Дальше Таня не загадывала, чтобы не сглазить. Пусть получится хотя бы встретиться с Люсенькой.
Ветер, неожиданно сильный и прохладный, гневно трепал полотнища знамен, в ожидании прибытия делегации Пэй-гуна перешептывалась немалая свита, состоящая из военачальников и послов других ванов, и в воздухе чувствовалось напряжение. И только Куай-ван преспокойно кушал любимый овечий сыр, не подозревая, какое судьбоносное событие скоро случится у него на глазах.
«Ну хорошо, – подумалось Тане. – Я знаю. А что толку? Если бы я захотела его предотвратить, у меня бы получилось или нет? И как бы дальше сложилась история Китая?» Но развить мысль девушке не дал нарастающий гул и выкрики: «Пэй-гун! Пэй-гун», – накатившиеся к чускому шатру, как волна на берег.
Таня сидела за правым плечом Сян Юна, ей был виден его затылок с косичками, удерживающими длинные волосы в прическе, пучок на макушке под высокой заколкой, и то, как напряглась спина генерала, а волоски сзади на шее встали дыбом. Но девушка была твердо уверена: генерал сейчас улыбался.
Кто действительно улыбался широко, искренне и радостно, так это Пэй-гун. Когда за спиной – почти бескровно взятый город, трофеи и продовольствие, армия, разом выросшая с полутора до восьми тысяч человек, и рыдающие от счастья горожане, не верящие в то, что их в кои-то веки не ограбили и не перебили, есть чем гордиться. А впереди – встреча с высшей знатью, всеми этими ванами, князьями и генералами, которые еще год назад и в бреду не помыслили бы, что сами пригласят на переговоры вчерашнего крестьянина. В общем, мятежник Лю имел все резоны улыбаться. Он перешучивался со спутниками, подмигивал своей лисице, щурился, глядя, как реют в солнечном золоте алые знамена владыки уезда Пэй, и горячил Верного, чтобы тот шел красивым гарцующим шагом. А подозрительные и мрачные взгляды будущих союзников Лю Дзы только раззадоривали.
– Да ты, оказывается, жаден до славы! – покачала головой Люси, изумленная столь радостным настроением своего древнего ханьца. – Ты же понимаешь, что на самом деле все они тебя ненавидят и презирают?
